Наше послевоенное (СИ)

- Жалко ведь, ожог сильный будет, а она не заметит, - убрал руку с сигаретой от моей руки.

Оказывается фокуса никакого не было, просто, пока я ждала дыма, Гиви прижег мне, честно говоря очень чуть-чуть, кожу на руке сигаретой, а те, кто знали смысл шутки, наблюдала и (вот гады!) посмеивались.

Я не очень обиделась, но огорчилась, что дыма из глаз не будет, а я так надеялась!

Вечеринка в разгаре, Котик с гитарой в центре круга и поет:

"Я хочу, чтобы ты, со мной рядом сидела..."

При этих словах он вскидывает глаза на Ингу и она вся заливается нежным розовым румянцем, резче обозначаются ямочки на щеках.

Звенят струны, мы подпеваем и каждый вспоминает свое, свою любовь и свои надежды.

12 мая. Поссорилась с Зоей. Как всегда из-за пустяков, поссорились 1 мая и уже 12 дней не разговариваем. Тяжело все-таки, ведь 4 года дружили. Главное, очень глупо, у меня в душе ни капли злобы. Интересно, что Зойка чувствует?

Я не поздравила Зойку даже с днем рождения 8 мая и мама сказала мне:

- Нехорошо, Зоя, не поздравить близкую подругу с днем рождения. Вот и был бы повод помириться, а так она вправе на тебя быть долго в обиде.

Маринка Игитханян, мягкая душа, тоже выговаривала мне:

- Зоя, ведь вы все равно помиритесь, это ясно всем, так зачем затягивать ссору? Только лишние страдания.

В классе наш конфликт никто не принял всерьез, даже Демкина, которая всегда старалась нас поссорить по принципу разделяй и властвуй, но я была испугана невозможностью подойти и помириться, просто заговорить, как ни в чем не бывало.

Чем больше мне этого хотелось, тем труднее было это сделать.

16 мая. Кто бы знал, как это обидно, до слез обидно, сидеть над задачником и чувствовать, что ты не в состоянии решать эти задачи, хотя они рассчитаны на твой возраст.

С Зоей по-прежнему не разговариваем.

19 мая. Очень редко веду дневник, Записи сухие, короткие. Сейчас 11 часов, мама спит, в комнате тихо, только слышно, как часы тикают да карандаш по бумаге шуршит. На душе у меня безмятежный покой, спать совсем не хочется, хочется о чем-то мечтать, а о чем, не знаю.

22 мая. Была на день рождении и день для занятий потерян. 10 часов, а меня тянет ко сну.

Близко дружа с Зоей и Софой и проводя почти все свободное время с ними, я довольно мало общаюсь с остальными девочками в классе вне школы. Чаще всего кроме них я бываю у Марины Игитханян. Начиная с девятого класса, когда уедет Милка Шустер, я начинаю дружить и с Мариной. Маринка всегда привлекала меня своим легким юмором и мягким, незлобивым характером. В ее обществе я как бы отдыхала от строптивости своих ближайших подруг. Помимо меня, Марина дружила с Ингой и Ларисой Голубцовой.

В нашем классе были только две полные девочки, Лариса и Стефа Лященко. Но Ларина полнота портила ее, без нее Лариса со своим симпатичным личиком и яркими желтыми глазами была бы просто хорошенькой девушкой, а из-за излишней полноты она сильно теряла во внешности.

А Стефа была какой-то гармонично кругленькой девушкой, ладненькой, розовенькой, с ямочками на полных щечках, курносым носиком и хитрыми и веселыми щелочками глаз. Она занималась легкой атлетикой, толкала ядро. В классе последние годы она была старостой. Дружила она с Оксаной Тотибадзе.

Большинство девочек в классе учились вместе с первого класса. Помнили друг друга совсем маленькими, мы с Зоей пришли позже и замечали, что наши подруги, Заруи, Софа, Марина, помимо дружбы с нами, были связаны другими, многолетними дружескими связями в классе.

Первое время и Верушка любила подчеркнуть, что те, которых я воспитываю с пятого класса, они мои, родные, послушные.

Демкина чувствовала наше противостояние ей, мы с Зойкой были старше, когда попали к ней, у нас уже была своя расценка ценностей, расценка, никак не совпадающая с ханжескими взглядами Демкиной. В детстве я долго искала это слово, довольно точно характеризующее нашу классную. Она была ханжа и вся ее борьба за нравственность гроша ломаного не стоила, она была неискренней, злобной и, думаю, трудной для общения в учительском коллективе женщиной.

Стефа, была одной из Верушкиных воспитаниц, и став после меня старостой класса, ладила с Верушкой ; во всяком случае, так казалось со стороны. Сама Стефа пугала меня своей абсолютной знанием того, что именно плохо, а что хорошо. Ее жесткая система взглядов, отсутствие легкости, педантичность и аккуратность, способность не завестись общим настроением, а одернуть, когда мы начинали шалить, не привлекали меня, и я мало общалась со Стефой в школе. Но если случалось, что Стефа разойдется, то устоять против ее рассыпающегося мелким горохом смеха было невозможно. Если Стефа, совсем закрыв глаза-щелочки, смеялась, то начинали смеяться даже те окружающие, которые не знали вообще, в чем, собственно, дело.