Наше преступление

«Недаром немцы, – пишет Родионов, – совершенно уверенно говорят о том, что они теперь без труда справятся с Россией, возлагая большие надежды на своих провокаторов и на пацифистскую пропаганду среди наших социалистов и рабочих». Признавая права разных классов и сословий, прозаик и публицист призывает их смотреть на происходящее еще и с философской точки зрения. «Полное удовлетворение всех и каждого, – замечает он, – к сожалению, не осуществимо на земле, но до известной степени умиротворяющая истина всегда посредине. Надо помнить это и не ввергать Армию и Россию из одной реакционной крайности в другую, анархическую, ибо с нею и за нею неизбежно гибель. Не трогайте Армию, не мутите ее крайностями».

Несколько иной по отношению к Февралю была в те дни позиция Верховного Главнокомандующего генерала Брусилова. В своей речи перед членами Государственной Думы, произнесенной 22 марта 1917 года («Армейский вестник» № 490) генерал констатирует: «Петроградский Совет рабочих депутатов мы уважаем. Рабочие и солдаты завоевали свободу. Честь и слава им за это. С этого началась наша свобода. Старое правительство сделало ошибки, которые и восстановили против него всю Россию. Уничтожение старого порядка было подготовлено. Армия будет верна Правительству».

Эта речь кажется мне началом конца прежней России, но 7 мая 1917 года («Армейский вестник» № 530) Верховный Главнокомандующий идет еще дальше и заявляет следующее: «Я такой же теперь революционер, как всякий член Совета солдатских и рабочих депутатов»... И, пытаясь сохранить разваливающуюся воинскую дисциплину и успокоить взбунтовавшихся солдат, генерал Брусилов чуть ли не ежедневно издает приказы о борьбе с дезертирством, обещает земельные наделы и обеспечение солдатских семей, призывает своих подчиненных думать сначала о своих обязанностях, а потом о правах и что только сочетанием прав и обязанностей можно выполнять долг свободного гражданина своего Отечества.

Но ни приказы Брусилова, пытавшегося в новых (благословленных им, кстати) обстоятельствах удержать армию от гибели, ни презрительное отношение авторов «Армейского вестника» (отражающих мнение русской интеллигенции) к никому не известным господам-социалистам, не уберегли Россию и ее армию от разложения и, в конечном счете, от поражения. Не уберегся и сам Родионов. И не уберег его на этот раз не кто иной, как бывший покровитель. Представители собрания военных депутатов частей штаба Юго-Западного фронта в открытом заседании высказали протест против нежелательного для них направления «Армейского вестника». Протокол и постановление собрания от 19 апреля 1917 года были доложены Верховному Главнокомандующему генералу Брусилову, который наложил на доклад резолюцию, опубликованную в Оповещении (так назван этот материал в 516 номере «Армейского вестника» от 23 апреля 1917 года). Оно гласит:

Есаулу Родионову предложить сдать должность редактора.Представить мне кандидатов на эту должность для выбора, а пока временно назначить кого-либо более или менее соответствующего.Редакция и издание этой газеты остаются при отделе генерала квартирмейстера.Собрание военных депутатов может представить мне свои пожелания и программу, которые будут приняты во внимание при составлении плана новой редакции.

Теперь по всему видно, что с уходом Родионова кончился и прежний «Армейский вестник». Газета за подписью капитана Мальцева сразу же становится бюллетенем, информ-листком со слепыми полосами, приказами, сплошной официальщиной. С ее страниц исчезают имена В.Гиляровского и И.Днипровского, А.Артамонова и других ярких очеркистов с передовой. А с 1 сентября 1917 года «Армейский вестник» был переименован в «Голос фронта».

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

И снова звонок Ирины Александровны Булгаковой. Оказывается, мы обе не заметили, что в том же томе Маковицкого говорится не только о «Нашем преступлении», но и об авторской надписи Родионова на книге, подаренной Толстому. Срочно звоню в Яснополянский музей. И что вы думаете: есть там эта книга, есть и эта дарственная надпись, которая, слава Богу, сохранилась в личной библиотеке Льва Николаевича. И я имею возможность (после поездки в Ясную Поляну) показать читателям ее фотокопию. То есть к моим рассказам об этом интересном человеке, о его взглядах, раздумьях, художественных вкусах и стиле жизни добавляется еще и почерк, авторский почерк не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова. Что ж, деталь немаловажная, существенная и, надеюсь, обязательно пригодится в моих дальнейших исследованиях. А они – неизбежны.