Наше время такое...

Стихов о загранице пишется у нас немало, но настоящие удачи редки. Стихи Сергея Смирнова дают критике возможность поговорить о причинах успеха и неуспеха на этом трудном поэтическом поприще. Могут сказать, что все объясняется разной степенью таланта. Но ведь талант — величина непостоянная. Природа дает человеку лишь предпосылки таланта, который может развиться, а может и не развиться. Талант развивается быстрее, становится значительней лишь тогда, когда в основу его развития положены правильные принципы. Если бы Маяковский остановился на групповых интересах футуризма и не принял на свою совесть народной революционной программы, он не стал бы тем Маяковским, которого мы теперь знаем и любим. Когда Маяковский поехал за границу, у него уже была четкая политическая позиция. За границей он знал, на что смотреть, с чем сравнивать, что везти на родину. То же самое можно сказать и о Сергее Смирнове. Здесь удачи будут принадлежать только вполне сложившимся поэтам. Стихотворец, не утвердившийся на родной теме, ничего путного не сделает и на зарубежном материале. Читая цикл «В гостях», особенно приятно все время узнавать знакомый почерк поэта. Он и в гостях остался самим собою. Так «после зноя и пылищи, после древних плит и стен» поэт возвращается на родной корабль и по-смирновски передает свое настроение:

...Все здесь наше,
Все здесь мило:
И улыбки,
и слова,
И тростиночка Людмила
В ресторане номер два.

Развитие большого таланта всегда логично. Одно вытекает из другого. Одна решенная задача подводит поэта к другой. Появление заграничного цикла стихов в творчестве Смирнова так же естественно, как естественно для него и освоение нового жанра — коротенькой, совершенно своеобразной басни, в которой и посылка и мораль умещаются в двух, четырех и редко — восьми строках.

Насекомое вставало
Каждый день
Не с той ноги
И считать не уставало,
Что вокруг
одни враги.

(«Сороконожка»)

В разделе «Шило наголо» книги «В гостях и дома» более пятидесяти басен, и лишь в одной поэт изменил краткости пословиц, да и то без особенной нужды. В басне «Кукушка и орел» последняя строфа скорее нужна самому поэту, нежели читателю. Но дело не в этом. В любом производстве — на заводе ли, за рабочим ли столом поэта, при освоении новой машины, нового жанра — накладные расходы всегда велики. Важнее определить природу этих коротких басен. Появление басен Михалкова для многих было неожиданностью. Они не так уж вытекали из предыдущего творчества, хотя и в этом случае можно найти подспудные связи. Природу смирновских басен нетрудно определить. В их основе лежат те самые «ниточки света», о которых говорит сам поэт. Они извлечены из обычных стихов, отгранены и локализованы.

«Цыплят по осени считают»,
А на дворе уже зима.

Легко заметить, что интонационная природа этих строк, взятых из стихотворения «Беспокойство», близка интонационному строю коротеньких басен. Отпочковавшись, они приобрели самостоятельность и свое специфическое развитие.

Ну и шутник
у нас
товарищ Эн!
— Я, — говорит, — живу,
Как Диоген... —
А сам притом
Вселился в новый дом
Да прежним женам и любимой дочке
Оставил
многокомнатные «бочки»

(«Лже-Диоген»)

Особенно хороши басни: «Неблагодарный астроном», «Маленькое «но», «Раздутый авторитет», «Хорек и слон», «Невидаль», «Кукушка и орел», а «Детские писатели» — просто прелесть:

Верзилки
Из «Мурзилки».

Многие из этих басен стали уже ходячими. Хорошо и то, что в них действуют не только звери, но и люди. Надо сказать, что за последние годы почти все звери замучены басенниками. Некоторых из них заставляют делать совсем не то, что свойственно их характеру. У Смирнова роли зверей коротки, но выразительны.

Опять
сидит «под мухой»
Кот.
Он валерьянку
пьет и пьет.
Ему
усы
отгрызла мышь,
А он поет:
«Шуме-е-л камы-ы-ш!»

У Сергея Смирнова веселый талант. «Да здравствует улыбчивость и шутка» — это не случайно оброненная фраза, а поэтическая программа, которой он никогда не изменял. При этом по циклу «В гостях и дома» мы видим, что в ней есть место и для серьезных, порой драматических стихов, таких, как «Гвоздика». Это стихотворение посвящено памяти Никоса Белояниса — вождя греческих коммунистов, расстрелянного империалистами.