Ф а ю н и н. Еще когда выпустят-то! За Москвой-то еще Волга. А за ней Урал лежит в шубе снеговой. А еще дале - Сибирь, с речищами, с лесищами. А уж позади ее и невесть что! Только сполохи шатаются... Россия - это, брат, такой пирог, что чем боле его ешь, тем боле остается!
Кокорышкин пожал плечами: дескать, мое дело сторона.
Ты выуди адресок-то, да и обмани.
К о к о р ы ш к и н. Эх, Николай Сергеич! Нонче еще три солдатика задобропожаловали. Может, и сейчас заготовка на завтра идет. А ведь за это с градского головы взыщут... Скажут: все сигары курили-с?
Фаюнин суеверно откладывает сигару.
Повременим - может, и дешевше подвернется.
Он складывает бумаги в портфель: Фаюнин сердится. В сопровождении о ф и ц и а н т а, осунувшаяся и строгая, в зловещем черном платье,
Д е м и д ь е в н а вносит блюдо с телятиной.
Д е м и д ь е в н а (почти величаво). Куды падаль-то ставить, коршуны?
К о к о р ы ш к и н. Не задевай. Зачем, зачем торопишься? Час настанет, сама помрешь.
Д е м и д ь е в н а. Эх, недоглядела я тебя, Семен Ильич.
К о к о р ы ш к и н. Еще придешь ко мне в стряпухи наниматься. И прогоню... и прогоню!..
Ф а ю н и н (шикнув на Кокорышкина). Сюда, на серединку, ставь, старушечка. Ой, хорошо ли ужарилась-то? (Отрезав кусок.) Ну-ка, пожуй, не жестка ли?
Д е м и д ь е в н а. По моим зубам и каша тверда.
Ф а ю н и н. А все равно пожуй, старушечка.
Усмехнувшись на его опасения, Демидьевна ест мясо. Тогда, осмелев, и
Фаюнин лакомится куском поменьше.
Ай-ай, ровно бы горчит маненько, а?.. Пригаринка, видно. А не смейся. Видала на стенках-то? Уж ищут одного такого, Андрейкой звать. (Подмигнув.) Вот бы тебе хватануть капиталец, на черный-то день, а?
Д е м и д ь е в н а. Куды мне! Капиталу в могилу не возьмешь. Кабы еще продуктами выдавали.
Ф а ю н и н. Можно, можно и продуктами.
Д е м и д ь е в н а. Еще смотря, какие продукты. Сухие аль в консервах?
Ф а ю н и н. По желанию. Мыло да крупка хоть век пролежат.
К о к о р ы ш к и н. В Египте мумию нашли. При ей пшено и кусок мыла. Как вчера положено!
Д е м и д ь е в н а. А как уладимся-то, змей? По чистому весу, с нагиша, станешь платить аль с одежей? А ну-к, у ево бомбы в карманах? Ведь поди чугунные?
Деликатно отвернувшись, Кокорышкин беззвучно смеется. Плечики его
вздрагивают. Официант вторит ему, прикрываясь салфеткой.
Ф а ю н и н. Не омрачай мне праздника, старушечка. Именинник я. Уйди, уйди от греха. (Оглянулся.)
Официант усердно перетирает бутылки. Медленная и прямая, Д е м и д ь е в н а уходит, бросив на прощание: "Чушки!" Фаюнин толкает в
бок Кокорышкина.
К о к о р ы ш к и н. Уж дайте досмеяться, Николай Сергеич. Хуже нет, когда недосмеюсь!
Ф а ю н и н. Полно, рассержусь, полно.
К о к о р ы ш к и н. Ну, чево, чево вам от меня? Ей-богу, Мосальский дороже даст. Только мигнуть.
Ф а ю н и н. Человек-то он верный, приятель твой?
К о к о р ы ш к и н. Господи! (Вкладывая всю душу.) Он является сыном бедного околоточного надзирателя. Пятен в прошлом не имел. И даже наоборот, судился за растрату канцелярских средств. Сто сорок два рубля-с.
Ф а ю н и н. Больше-то, - аль рука дрогнула?
К о к о р ы ш к и н. Больше не доверили, Николай Сергеич.
Ф а ю н и н. Ты?
К о к о р ы ш к и н. Я-с!
Оба смеются.
Ф а ю н и н. Ну, показывай товар лицом, а то гости собираться станут.
К о к о р ы ш к и н. Увольте, сам тыщу лет ждал. Вся душа перегорела.
Ф а ю н и н. Хоть за ниточку-то дай подержаться. Может, ты только завлекаешь меня!
К о к о р ы ш к и н. Разве уж ниточку!..
Косясь на дверь к Талановым, он шепчет только: "Ольга Ивановна!" - и
отскакивает. Фаюнин раздумчиво мычит.
Ф а ю н и н. Сам-то он далеко отсюда находится?
К о к о р ы ш к и н. Небыстрой ходьбы... минут двадцать семь.
Ф а ю н и н. А не сбежит он у тебя?
К о к о р ы ш к и н. Я враз, как прознал, шляпу одну во дворе поставил. Сам не пойдет, чтоб своих не выдать... Все одно как на текущем счету лежит.
Ф а ю н и н. Ну, муха, быть тебе слоном. Бумаги отнесешь, надушись... и покрепче надушись... Пахнешь ты нехорошо! И приходи. Я тебя на Шпурре выпущу, а уж ты сам яви ему свое усердие.
С дороги Кокорышкин оглядывается, опасаясь за врученную тайну: "Не спугните, Николай Сергеич!" И верно, оставшись один, Фаюнин сразу оказывается у талановской двери. Он дважды собирается постучать туда, но еще прежде на стекле появляется силуэт Таланова и раздается стук. Отскочив
в противоположный угол, Фаюнин сурово вертит ручку телефона.
Комендатуру. Фаюнин. Подожду.
Повторный стук.
Войдите.
Это Т а л а н о в. Он очень теряется в своей новой роли просителя.
Ай-ай, а супругу-то на кухне забыл, просвещенный человек!
Т а л а н о в. Я не в гости, я по делу, Николай Сергеич!
Ф а ю н и н (суше). Личному?
Т а л а н о в. Не совсем.
Ф а ю н и н. Присядьте пока. (В трубку.) Не освободилась еще? Подожду. (Раздумчиво, глядя на стол.) Четверть века зажмурясь жил в надежде: проснусь... и всё позади. Отшумело, как дождь ночной. И солнышко. И яблонька в окошко просится. И раскрылись очи, и, эва, яства райские стоят, а на душе - ровно на собственные поминки попал. Как эта болезнь прозывается, доктор?