Нашествие

…Так души смотрят с высоты
На ими брошенное тело!..

Сашик тогда спросил, не отрываясь от своих нот:

– А кто это?

– Саша! Какая разница, кто это? Ты послушай, какие слова!

Но Сашик никак не мог оторваться от партитуры и, видимо, чего-то не расслышал в Сониных интонациях. Он только почувствовал, что и Соня, и дед на него смотрят. Он взглянул на них: Тельнов поджал под табурет обутые в белые вязаные носки ноги и поверх повисших на самом кончике носа очков молча смотрел на него; Соня как-то вдруг поднялась с травы, на её юбке повисли сухие былинки, она их даже не обмахнула, неловко сложила книжки, сказала: «Я тебе позвоню!» – и пошла к калитке.

Сашик так и остался сидеть с нотной тетрадкой.

– Эх, ты! – сказал дед, когда калитка за ней закрылась, забрал табурет и пошёл в дом.

Он познакомился с Соней два с половиной года назад перед Рождеством, на последнем в 1935 году заседании харбинского поэтического общества «Молодая Чураевка». В тот вечер Сашик никуда не собирался и после окончания лекций решил, что пойдет домой, но в гардеробе к нему подошёл Лёва Маркизов, его сокурсник, считавший себя поэтом и посещавший все поэтические общества и собрания города. Он возглавлял кружок молодых поэтов их института и был приглашён на «Чураевский вторник». Человек замкнутый и стеснительный, он решил, что одному ему представительствовать в заседании знаменитого на весь город поэтического общества будет неловко. Сашик не дал себя долго уговаривать, и вечером они встретились у входа в гимназию Христианского союза молодых людей.

Пока поднимались по лестнице в родной для Сашика актовый зал, Лёва успел рассказать о том, что «Молодая Чураевка» – это «уже не то, что было даже год назад, но всё равно будет интересно».

Было действительно интересно. На сцене стояла наряженная ёлка, на столе председателя – лампа под зелёным стеклянным абажуром, было уютно. Участвующие в заседании подводили творческие итоги, читали стихи из сборника «Излучины», изданного обществом, выражали сожаление о том, что многие студийцы были вынуждены покинуть Харбин и перебраться на юг Китая, зачитывали приветствия от них из Шанхая, Тяньцзиня и других городов. Сашика приятно удивило зачитанное вслух письмо от Володи Слободчикова, перебравшегося в Шанхай. Со своими стихами выступал постоянный председатель «Чураевки» Алексей Ачаир, ещё кто-то. Сашику очень понравились стихи одного из поэтов, посвященные Новому году:

Нет обмана в новогодней ночи,
Верю я надеждам золотым,
Потому что сердце верить хочет
Обещаньям жизни дорогим.
Дай мне руку!., и рукопожатье
Скажет пусть сильнее всяких слов,
Что любовь готовит нам объятья
И альков жемчужно-нежных снов!..
Дай мне губы!., в поцелуе этом
Пусть сияет верности залог…
В эту ночь я делаюсь поэтом,
Эту радость подарил нам Бог!

Зал аплодировал, потом к столу подошла красивая молодая брюнетка, председатель сказал, что её не надо представлять, и она прочитала Максимилиана Волошина. Эти стихи Сашик слышал впервые:

Я ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, —
Ты – бездомная, гулящая, хмельная,
Во Христе юродивая Русь!

Последние строчки прозвучали трагичным и на удивление сильным голосом. Закончив, девушка несколько секунд постояла и молча села в первый ряд. После новогодних лирических строк стихи Волошина будто раздавили зал: смолк шёпот, и Сашику показалось, что растерялся даже председатель, было такое ощущение, что в общество, уже забывшее былые невзгоды, бросили гранату и здесь снова появились убитые, раненые и изгнанные. Из-за стола медленно встал Алексей Ачаир и, не зная, что сказать и куда девать свои худые руки, начал аплодировать этой девушке, брюнетке с неожиданной скандинавской фамилией – Ларсен. Молчавший зал тоже стал аплодировать, тогда он предложил студийцам и гостям почитать экспромты – «что-нибудь своё». Присутствующие понемногу оживились, стали друг на друга оглядываться, перешёптываться, подбадривать друг друга. Сашик оглянулся на своего спутника, тот сидел с бледным лицом и закушенной губой и порывался к чему-то, но продолжал сидеть, будто привязанный к деревянным стульям верёвками. Неожиданно для себя Сашик встал, он не собирался этого делать, но какая-то сила его подняла, и он пошёл к сцене под встречным взглядом председателя, подошёл к столу, опёрся на него левой рукой и произнёс: