Нашествие

— Я уже сказал — они лживы, они не соответствуют действительности. В конце концов, они могут быть следствием какой-то ошибки. Следствием непонимания нами того, что же такое есть Кабенг, и какие процессы в нём происходят, — он снова что-то не договаривал, снова ждал от меня каких-то наводящих вопросов, каких-то догадок.

— Кабенг, похоже, озадачивает всех, кто его изучает.

— Для этого есть основания. Если говорить о недрах Кабенга, то всё, что мы знаем о них, строится, по существу, на основе моделей внутреннего строения обычных планет земного типа, которые в случае Кабенга скорее всего неверны. То, с чем мы столкнулись здесь, в корне отлично ото всего, ранее наблюдавшегося человеком. Чего стоят хотя бы системы циркуляции морских вод — ведь испарение с поверхности морей составляет менее четверти поступающей в них из рек воды, и куда девается остальная, мы до сих пор толком не знаем. У нас просто не доходят до всего этого руки. Все силы брошены на прорыв к Резервуару, но даже бурение на Кабенге неожиданно оказалось проблемой. Даже проходка вроде бы изученных пород превращается в проблему. Так спрашивается, чего же нам ждать там, где обнаружены вообще уникальные структуры, которые нам пока непонятны? Например магматы. Вы знаете о них?

— Немного. Я знакомился с материалами по Кабенгу. Но лишь в общих чертах.

— А Л-гейзеры, миноры, гладкие соли… Всё это — явления уникальные, нигде больше не было ничего подобного. И вот мы приходим и пытаемся интерпретировать данные о сдвигах этих, так сказать, платформ на основании знаний, полученных на изучении других планет. Мы попросту не можем знать, где, на каком этапе возникает в нашей интерпретации ошибка. Быть может, мы все здесь не тем занимаемся, наш опыт геофизиков здесь просто неприменим, и прав Бланга тот же, который предлагает рассматривать Кабенг как некий сверхорганизм. Наше незнание неизбежно порождает где-то ошибку, это является неоспоримым фактом. Хотя бы потому, — он снова положил руки на сенсорную панель, что-то подкорректировал в наблюдаемой картинке. — Потому хотя бы, что такие вот значения напряжений не выдержит ни одна из известковых пород. Там, внизу, должен быть монолит из стали или какого-то близкого по прочности металла. Или же всё это должно быть армировано эдгоновыми нитями. Вы можете себе представить металлический монолит в тысячу километров длиной?

— Могу, — я пожал плечами. — Отчего же не представить? Но, как я понимаю, здесь такого монолита нет.

— Совершенно верно. Вдоль разлома лежат слабые, испещрённые трещинами породы — и в них накопились огромные, несопоставимые с их прочностью напряжения. Из этого я делаю вывод, что интерпретация данных не соответствует действительности.

— А что же тогда соответствует действительности?

— Вам так важно это знать?

— Разумеется?

— А мне вот нет. Мне гораздо важнее сегодня знать ответ на другой вопрос — почему так получается? Зачем? Кому нужно, чтобы мы в панике бежали с Туруу, ожидая катастрофического землетрясения, когда мы уже почти прорвались к Резервуару?

Я ощутил вдруг, что весь дрожу от внутреннего волнения. Потому что он задавал именно те вопросы, которые были самыми важными для меня. Но наивно было бы думать, что он знал и ответы на них.

И всё же я спросил:

— И кому же, по-вашему, это нужно?

— Если б я знал…

— Но у вас же есть какие-то предположения?

— Есть. Какие-то предположения у меня действительно есть, — он снова переключился на свою работу и замолчал. Я не стал торопить его с ответом. Что он мог сказать мне? Что такого мог он мне ещё сказать? И без того, всё сказанное им прекрасно вписывалось в ту жуткую картину происходящего, которая сформировалась в моём сознании. И пусть я не знал и не мог пока знать о том, кому же было нужно, чтобы прекратилась экспансия человечества в Галактике, чтобы человек разделил судьбу медждов — и, возможно, не их одних. Я не знал и не мог знать тогда, зачем это кому-то могло понадобиться. Но я был уверен, совершенно уверен в том, что мне совершенно точно известен ответ на, пожалуй, самый главный вопрос, ради которого я и прибыл на Кабенг.

На вопрос: как действует наш противник?

И у меня не было возможности хоть с кем-то поделиться своим знанием. Я должен был уцелеть. Хотя бы для того только, чтобы донести это своё знание до Академии, я должен был уцелеть. Любой ценой.