Нашествие

— Да нет, ты же не сумасшедший — пожал плечами сержант Леппе. — Просто мы устали и… Разве это разумно — разделяться?

— Лезть в Грохен после того, что случилось на дороге, — тоже неразумно. Но раз уж пришли, надо постараться хоть что-то выяснить, а не спать целыми днями. Так ты мне веришь, Хромой?

Леппе молчал, пока пауза не стала неловкой.

— Верю, но…

— Тогда в полночь у «Горного снега». Да хранит тебя Небо!

Эшуд пошел обратно к центру города. Он не оглядывался, и если бы Хромой окликнул его, то не оглянулся бы и тогда. Леппе поправил шляпу, провожая его взглядом, а потом, поминутно вздыхая, пошел искать тихий, бедный дом для ночного отдыха. Даже скорее, предутреннего, учитывая их планы.

Ему пришлось отмахать добрый меш. Сперва вдоль улиц так и тянулись кабаки, правда, все беднее и грязнее, потом их сменили лавки. Один раз мимо прошел караван не меньше чем в сотню тележек. Их толкали рослые полуголые парни, примерно пополам никейцы и белые. И эту странность постарался запомнить Леппе: караваны из Никеи обычно были полностью укомплектованы черными носильщиками, искать других необходимости не было. Не увидел «грач» и сменщиков, хотя они должны были вышагивать рядом, не заметил никакой охраны.

— Далеко шагаете? — как можно непринужденнее поинтересовался он у одного из последних.

Носильщик, как-то зло покосившись, ускорил шаг и едва не наехал своей тележкой на ноги впереди идущему. Зато ответил другой парень, черный:

— В Иштемшир, господин! Аида с нами!

Он почему-то улыбался во весь рот, даже чуть высунул язык. Леппе отвел глаза от такой наглости, хотя в родном городе всыпал бы ножнами по спине.

После моста — «грач» не знал названия этой речушки — город наконец-то выдохся. Дома здесь стояли на некотором отдалении друг от друга, и, хотя лавки и кабачки по-прежнему встречались в изобилии, было ясно, что народ тут живет попроще. Хромой свернул в третью по счету улочку и даже обрадовался, когда ему пришлось перебираться через кучу сваленного прямо на мостовой мусора. Именно такое местечко он и искал.

На вкопанной в землю лавке сидели старухи. Людей на улице почти не было, так что Леппе счел возможным обратиться прямо к ним, даже чуть приподнял шляпу:

— Я хотел бы снять комнату. На ночь.

Старухи переглянулись, стали оживленно обмениваться жестами. Сержант Леппе, ничего не понимая, следил за их руками, а сам думал, что, если бы это происходило в Иштемшире, он вряд ли бы принял подобное решение. Там, если уж нашли труп и есть подозрение, что убийца в стенах города, закроют ворота и проверят всех, каждую улицу. Душегуба никто не скроет, разве что. хуланы своих в Заречье. Но в Грохене тревоги до сих пор не подняли, а ведь должны уже были проверить все гостиницы, и не по записям глупым, а по головам. Допросить, сличить показания… Клэс вдруг сообразил, что судя по тому, что он видел на улицах, приезжих здесь сотни, а может, и тысячи. Как же с этим управиться, даже будь у князя стены и ворота? С другой стороны, именно стены позволили бы не пустить в Грохен такое количество лишних людей.

Старухи наконец пришли к какому-то соглашению, и одна из них изобразила, как пробует несуществующий золотой гнилыми зубами. Ясно, что речь шла о золоте, — не медь же в рот пихать! Леппе пожал плечами и показал палец.

— Один, — добавил он вслух. — Один золотой. Старухи опять быстро обменялись жестами, потом та же выставила пять пальцев.

— Пять золотых?!

Она кивнула.

— Ты с ума сошла, старая дура!

Он решительно пошел дальше, но в его плащ вцепились сразу несколько морщинистых рук.

— Что еще?!

Старуха показала четыре пальца, потом зачем-то закатала рукав. Там у нее обнаружилась старая язва, что вовсе не усилило желания «грача» заплатить ей так много.

— Один золотой! — громко повторил он. — Один!

Старуха беззвучно застонала, глядя вверх, потом показала три пальца и принялась закатывать юбку.

— Нет, нет! — попятился Леппе. — Ладно, два! И все! Или я ухожу! Ну и манеры у вас тут… Плетей бы всыпать!

Со вздохом поднявшись, старуха направилась к ближайшей двери. Поднявшись на хлипкое крылечко, Клэс оказался внутри убогого жилища, где, впрочем, нашлась отдельная комната с тремя кроватями. Если он верно истолковал жесты хозяйки, то именно стольких членов семьи она похоронила. Леппе был уверен, что можно было бы еще сбросить цену, до приемлемой, но хотелось поскорее вернуться в Грохен и полюбопытствовать, что говорят в грязных кабаках пьяницы. Более того, уступив стонам хозяйки, половину требуемой суммы он отдал сразу.

— Ты бесчестная старая уродина! — строго сказал Леппе. — Можно быть жадным, но неужели не стыдно выставлять уродство напоказ? Мы с приятелем придем поздно. Поздно ночью. Тогда получишь еще.