Нашествие

— Нет, я сказал им прийти к обеду.

— Пошли немедленно! Пусть никто не уходит из здания, пока не сделаем все дела. Суд должен состояться, я буду говорить! — Урле в возбуждении расхаживал по кабинету, прежде принадлежавшему председателю Совета. — Я только теперь понял, что хочу сказать. В лице Валье я буду обвинять всех, всю эту гнилую систему Святых Отцов. Много накипело… Нужна реформация.

— «Реформация». — Манен для памяти записал новое слово. — Что это означает?

— Пересмотр всех наших взглядов. Мы должны еще раз прочесть Книги и выкинуть все лишнее, наносное! Скорее бы разобраться с городом, потом с Иштемширом, и я начну тебе диктовать новую Книгу. Правда, многое уже готово… Ты перенес сюда записи или оставил в подвале?

— Принесу, как только будет свободная минутка. Простите, отец, но я сомневался в нашем успехе.

— А теперь?

— Теперь не сомневаюсь, — вздохнул Манен и занялся починкой перьев.

— Вот еще что: пусть дружинники начинают собирать ополчение. Это всегда успокаивает людей. Полезно иногда постоять в строю.

Урле вернулся к окну, осторожно выглянул. Внизу спорили, ругались, где-то, кажется, даже дошло до драки, но били, насколько мог понять отец, защитника старых порядков, причем били шестеро одного.

«Приемлемое соотношение сил, — ухмыльнулся Урле. Очень даже приемлемое».

Он снова поднялся на подоконник, помахал рукой, привлекая внимание. Шум понемногу стих.

— Только что прибежал гонец из Иштемшира! Нам объявлена война, бургомистр получил право на кровь от Совета Святых Отцов! Сюда идут имперские гвардейцы, усиленные стражниками и морской дружиной Иштемшира! Готовится армия и в Никее!

Кто-то сразу принялся выкрикивать угрозы и оскорбления в адрес соседей, но большинство примолкло, война — дело серьезное. И тогда Урле усмехнулся как мог широко, показав все зубы, чтобы всем было ясно его отношение к этой новости:

— Они просчитались! Я уже послал за помощью к нашим друзьям! Через два-три часа, не больше, придет подмога — целая армия закованных в железо сильнейших в мире воинов! Мы не будем воевать, нас защитят от нападения. Атори, добрые люди, исправившиеся грешники, Третьи Люди, пройдут через Грохен маршем и никого не тронут. Вы сами увидите, что вам лгали. Мы ждем друзей, которые не пустят к нам врагов ни из Ада, ни из Иштемшира, ни из Никеи! Ноосат неприступен. Тот, кто еще сомневается, пусть просто немного подождет. А вечером все приходите на суд, задайте якобы святым отцам несколько вопросов!

Вторая речь не слишком удалась, запал прошел, но хватило и этого. Урле вернулся в комнату, снова потянулся за вином.

— Я должен отдохнуть, чтобы к вечеру быть свежим. Но когда атори пойдут, разбуди меня, сынок. Надеюсь, в городе не найдется дурака швырнуть в них камень…

— А что, если найдется?

— Мне обещали, что атори не отреагируют, даже если десяток из них убьют, — вздохнул Урле. — Но лишь обещали… Не знаю. Надо будет нам сразу хватать бунтовщиков. Пусть командир дружины тоже будет здесь.

— Слишком много лжи, — покачал головой Манен. Я согласен со всем, отец, но лжи слишком много. Этот командир, он человек или нет?

— Человек. Атори.

Манен спустился к газетчикам, отдал им проверенный текст. Те принялись за работу, и уже через час были готовы десять полотнищ, размером поменьше обычного, зато с буквами покрупнее. Речь Урле слышал почти весь город, теперь Грохен должен ее еще и прочесть.

33

Двум «грачам», уходившим к Иштемширу, все это было бы, наверное, очень интересно, но они и так знали достаточно. Шаг за шагом они удалялись от Грохена, чтобы не вернуться в этот проклятый город уже никогда.

Леппе спешил, и Шели Грамми перестал с ним спорить. Он нес в руках арбалет, едва прикрытый мешком, и с жалостью смотрел на хромающего впереди товарища. Леппе искал смерти, он слишком тяжело воспринял гибель Вика. Кто бы мог подумать?

Дорога оставалась пуста, даже трактиры выглядели вымершими. Это было странным: наверняка кто-то должен был заночевать в этих заведениях, чтобы появиться в Грохене рано утром. Шели хотел бы постучаться, просто ради интереса выяснить, все ли в порядке, но Леппе не останавливался.

Дорога постепенно забирала к западу, делая тот самый крюк, который «грачи» удачно миновали через лес. Когда Хромой на короткое время скрылся от Шели за окаймляющим дорогу кустарником, у того кольнуло сердце.

— Сейчас?! — вслух поинтересовался у дорожной пыли иштемширец.

Через несколько шагов он снова увидел друга. Хромой стоял, широко расставив ноги и положив руку на эфес. Шели, пригибаясь, перебежал дорогу и заполз в кусты. Отсюда он видел лишь ноги Леппе и, конечно, не слышал, о чем тот говорил с подошедшими к нему. Несколько пар грубых сапог… Стараясь не задевать арбалетом за ветви, Грамми приподнялся.