– Двадцать восемь покушений. Семнадцать моих стражников погибли. Отец пытался договориться, но и люди в войске, и вельможи были непреклонны: «Толстяка на троне быть не должно» – это так ему заявили.
– Твой отец тебя любит.
– Любит, я же его сын. Думаю, он вздохнул с облегчением, когда пришло от вас предложение. Так вроде и всем хорошо вышло: я буду здесь, а там на трон сядет мой брат. Я сразу согласился – не покинь я свой город, рано или поздно меня бы убили. Так что не думай, что это только у вас. Власть – она такая, за нее многие готовы убивать. Думаю, это везде так, только все стараются это прятать. Погибни я – народу объявили бы, что старший сын монарха скончался после того, как подавился персиком, базилевс и двор скорбят о потере, упокой господь его душу. И никто бы ничего не узнал. Так что не думай, что я тебя не понимаю: очень даже понимаю.
– Да, действительно мы похожи. – Девочка впервые улыбнулась цесаревичу, чем опять вогнала его в краску.
Илья понял, что подходящий момент настал и, если его упустить, нового можно будет ждать еще долго. Тем более что рассказчик снова надолго замолчал, а практика показывала, что сам он прерывать подобные паузы не умеет.
– Простите, что прерываю, – встрял богатырь, – но у меня есть подарок. Небольшой, но полезный.
Илья выкатил что-то на середину горницы и снял покрывало.
– Стул с колесами?
– Ха, – довольно хмыкнул даритель, – просто колеса от телеги к стулу приделать любой сможет, тут ума не нужно. Только катиться тот стул сможет только прямо. А тут устройство внизу, механизм. Можно колеса как вместе вращать, так и по одному, поворачивая тем самым. Давай я тебе покажу.
Илья поднял княгиню над кроватью и аккуратно усадил в устройство.
– Тут еще войлоком подбито, чтобы мягко было.
Аленушка неуверенно крутанула руками колеса и двинулась вперед, потом начала крутить только одно колесо, и приспособление начало поворачиваться вокруг своей оси. Действия ее становились все увереннее, и странный стул кружил и возил ее по горнице.
– Спасибо, – улыбнулась девочка, – как ты только додумался…
– Мне помогли, – признался богатырь, – нет, нехорошо обманывать: все придумал не я, но я подал идею.
– А кто придумал?
– Вот он. – Илья засунул руку за пазуху и извлек на свет черного кота. – Кот Ученый.
– Кот. Ученый, – мявкнул зверь. – Как. Аппарат? Шарниры. В порядке? – Кот произносил слова отдельно, как предложения.
– Катается хорошо, – вежливо ответила Аленка, – а шаров тут нет, только колеса.
– Маслом. Смазывать.
Кот запрыгнул на колени к девочке, но начал то ли осматривать, то ли нюхать ее поясницу.
– Дисфункция?
– Кот, говори по-русски, я тебя сотню раз уже просил; никто тут не понимает твой греческий.
– Я понимаю, – встрял Софьян, – это латынь. Дисфункция – нарушение, значит, не работает что-то.
Кот с интересом оглядел цесаревича.
– Толковый. Человек. Не такой. Глупый. Как. Богатырь.
– Меня еще никогда не хвалили коты… Откуда он такой взялся? Я ни о чем подобном даже не читал никогда: чтобы коты разговаривали…
– Пушист… баюн тоже разговаривал, – поправилась Аленушка.
Кот презрительно фыркнул:
– Телепатия.
– А вот это – греческий. Кот хочет сказать, что баюны не говорят, они заставляют твой разум поверить, что ты их слышишь. Речевой аппарат у них не развит.
Кот подбежал к цесаревичу и потерся об его ноги.
– Возьми. Меня.
– Как я могу, ты же с Ильей Муромцем?
– Богатырь. Безмозглый.
– Ах ты ж, неблагодарная скотина, – рассердился Илья, – а я тебе молока парного наливал! Тем более если я языкам не обучен, это вовсе не значит, что я глупый. Ну нет у меня такой способности – я пытался, не выходит. Знаю, что за столько лет можно было и выучить, Святогор вон на любом языке свободно шпарит. А мне не дается. Слушай, я тебя неволить не стану, но давай мы это с тобой потом обсудим. Ты там что-то про болезнь Аленки говорил. Может, глянешь? Ты же умный.
– Умный. Могу глянуть.
Кот бесцеремонно влез на стул и нырнул прямо под рубаху. Девочка замерла, сделав смешную рожицу:
– Щекотно… Он там нюхает рану.
– Исследует, – раздалось из-под рубахи недовольное мявканье.
– Чего он там видит, в темноте-то? – недоуменно произнес Илья.
Кот вылез из-под одежды, пристально уставился на богатыря и, ничего не говоря, покачал головой.
– Коты видят в темноте, – заметила Аленка, – это все знают.
– Строго говоря, в кромешной темноте они не видят, но их зрение устроено таким образом, что даже небольшого света им достаточно…
– Не умничай давай, – оборвал цесаревича богатырь, – и ты, «пернатый», не выпендривайся. Чего там с раной?
– Нервы. Перебиты.
– Переводи, цесаревич.
– Нервы… ага, это латынь. Это такие штуки, которые управляют движением.
– А то без тебя не было понятно, что штуки, которые управляют движением, перебиты. Ты скажи – это пройдет? Она будет ходить?
– Нет.