— И я? — спросил он с тайной надеждой, что он лучше, что он не такой, как они, чьи перекошенные лица выглядели страшнее самых страшных звериных морд.
— И ты, — заверили его с похмелья и даже всплакнули.
— О, тикусёмо! — ужаснулся Язаки и в недоумении огляделся, не узнавая мест.
Оказывается, все еще голубело небо, а вокруг в траве валялись черепки битой посуды, тряпки, чашки и банки из-под закуски, ягодные кусты были помяты и ободраны. Похоже, кто-то ел ягоды вместе с листвой.
Горшечник Дзигоку сообразил:
— Сейчас, друг! Сейчас достану, — побежал куда-то, пошатываясь, и не сразу нашел калитку.
Вернулся, покрякивая, под весом двух кувшинов, полных сакэ. Язаки выпил, поглядел на опустевшие рощи и безлюдную долину реки Каная, и такая тоска охватила его, что он решил повеситься. Пошатываясь, нашел в саду дерево, оторвал от подола кимоно полоску ткани, сделал петлю и сунул голову. Он никогда не думал, что совесть может так сильно мучить человека. Вздохнул он напоследок, пустил слезу о своей молодой загубленной жизни и поджал ноги.
Его вынули его из петли, влили в горло сакэ и сказали:
— Раз ты самурай, то вешаться не имеешь права!
— Да кто вы такие?! — не узнал он никого. — Почему вы мне жить мешаете?!
— Мы твои друзья…
— Синдзимаэ! — ругался он и решил утопиться.
Побежал к реке и бросился с обрыва. Однако только отбил себе живот.
Выпили снова для храбрости, и Язаки, отойдя в сторонку, приставил к горлу нож и пал на него, но стальное лезвие только погнулось, не причинив Язаки никакого вреда.
— О-о-о!.. — полуденную тишину разорвал вопль отчаяния.
Только тогда его пьяные приятели поняли всю глубину его трагедии:
— Не берет тебя смерть. Заговоренный ты.
— Это потому что я пророк, — чуть-чуть протрезвев, объяснил им Язаки. — Пророк, а, значит, бессмертный.
Допили они один кувшин и задумались. Ваноути вошел в его положение:
— Может, тебе яду какого-нибудь отведать?..
На деда возмущено зашикали:
— Человек три раза пытался, а ты здесь со своими ядами. Где мы яд-то возьмем?
— Так, х-х-х… Человек же мучается! Пусть каких-нибудь синих грибов наглотается. Я видел на огороде.
Пошли искать грибы. Но то ли Ваноути спьяну привиделись, то ли кто-то их уже съел, но грибов они не нашли.
Один Киби Макиби, демон дыр и колодцев, никуда не пошел, а сказал Язаки:
— Я тебе помогу! Только ты больше не вешайся, не топить и не бросайся на кинжал. А грибочки у меня не синие, а черные, растут в траве за огородом.
На что Язаки, размазывая пьяные слезы, ответил:
— Ты один мой верный друг, а они не друзья.
— Кто?! — спросили все хором, хотя были так пьяны, что ничего не соображали.
— Не знаю! Я вас не знаю! — вопил Язаки. — Где мои настоящие друзья? Где мой главный друг — Натабура? Где учитель Акинобу? И где этот несносный Баттусай, который презирает меня? Где они все???
— Да вон они! — товарищи стали показывать на Запретный остров и едва не попадали с обрыва. — Сплавай! Все знают, что они там сидят!
Язаки предался долгому сопению, а потом тихо сказал:
— Они меня запрезирают…
— Не запрезирают, если ты к ним с оружием арабуру придешь, — объяснил Киби Макиби.
— Как это?
— А вот так! И мы с тобой. Пора воевать! Хвати пить и бездельничать!
— Да, хватит… — вяло согласились все и тяжко вздохнули.
— Где же я оружие возьму?! — горько вскричал Язаки и потянулся к чашке с сакэ, однако с надеждой глядя на Киби Макиби.
— Недаром я демон дыр и колодцев, — похвастался Киби Макиби. — Выручу друга.
— Выручай, — Язаки успокоился и даже привычно шмыгнул носом.
— Знаю я одно место, где оружия арабуру просто так валяется.
— Просто так? — не поверил Язаки.
— Врешь! — не поверили и остальные и даже перестали пить сакэ.
— Как песок под ногами, — заверил Киби Макиби.
— Как это? — Язаки вспомнил о мшаго.
— Где?!
— Знаю, и все! Пойдем! — и полез в своей погреб.
Оказывается, никто не мог и предположить, что прямо из погреба горшечника Дзигоку можно попасть в лабиринт Драконов.
— Стойте! — крикнул Майяпан. — Стойте! Мы еще не все выпили!
— А мы вернемся и допьем, — заверили его.
— Армагеддон! — выругался Майяпан, прихватил кувшин сакэ и полез в погреб вслед за товарищами.
Долго они бродили в темноте. Хорошо хоть, что левая рука у Язаки светилась, как головешка на погосте. Выручила она крепко. Да еще кувшин сакэ — пару раз в темноте они натыкались на него, уже пустой, и с трудом соображали, что здесь-то они уже проходили.
Уселись они однажды вокруг кувшина в страшной усталости и решили больше никуда не ходить. Язаки спросил:
— Должно быть, ты, Киби Макиби, специально нас сюда заманил в отместку, что мы научили тебя пить и закусывать по-людски.
— Нет! — пал на колени Киби Макиби. — Наоборот, вы мне глаза открыли! Ведь я до этого кто был?!
— Кто?! — спросили в надежде, что он теперь проболтается о каком-нибудь своем грехе.
— Демон, сам не знаю какой. А вы!
— А что мы? — спросили собутыльники с намерением броситься на него всем скопом.
— Теперь благодаря вам я стал почти человеком.
— Как это? — остановились они в удивлении.