В этот момент позади них раздался дикий рев песиголовца: то ли он добивал горшечника, то ли, наоборот, горшечник спьяну добивал его. Ваноути, который до этого все еще не пришел в себя и двигался, словно во сне, внезапно засуетился и, в одно мгновение откинув крышку погреба, сделал шаг вниз. Язаки услышал глухой звук от падения тела. Раздумывать не было времени — рев песиголовца сменился отчаянными воплями горшечника. Затем снова зарычал песиголовец, переходя на визг, в котором послышались нотки боли. Язаки засуетился, шагнул следом за Ваноути и полетел в темноту.
Очнулся он оттого, что рядом, почти над самым ухом, кто-то громко чавкал. Язаки открыл глаза, с ужасом решив, что его пожирают живьем, и увидел демона. Демон облизывал Майяпана.
— Извините, мой господин… — шарахнулся он в сторону, — бес попутал. Я три дня не жравши… — с величайшим почтением покосился на знак кизэ, который светился на груди у Язаки.
— Ты кто? — тихо спросил Язаки, приготовившись к самому худшему.
— Киби Макиби… Демон дыр и колодцев… — низко поклонился демон.
Был он уродлив, как может быть уродлив только демон: круглый лоб, впалые виски, огромная челюсть — вот что перво-наперво бросалось в глаза. А еще огромные, плоские, как у лошади, зубы. Откуда у демона зубы? — озабоченно подумал Язаки, неправильно это. У демона не должно быть зубов.
— Ты его съел? — Язаки попытался отодвинуться, но уперся в холодную стену.
В сумерках погреба Майяпан казался глыбой белого мрамора.
— Что вы, сэйса?! — испугался Киби Макиби. — Я его лечил. Друзья моего господина — мои господа!
— Ишь ты? — с облегчением удивился Язаки. — Хм… Правильно говоришь!
Словно в подтверждении его слов Майяпан пошевелился и застонал.
— Ну что стоишь?! — гневно воскликнул Язаки. — Лечи дальше. И того тоже! — он кивнул на Ваноути, который, жалко скорчившись, валялся в отдалении.
— Того я уже вылечил, — прижав руку в груди и беспрестанно кланяясь, сообщил Киби Макиби.
Язаки снова недоверчиво хмыкнул — ведь он сам слышал, как Ваноути переломал себе все кости, упав в погреб. Но, как ни странно, Ваноути сел и стал водить вокруг безумным взором. Должно быть, он не понимал, куда попал. Его седые волосы топорщились во все стороны, как жухлая осенняя трава.
— Это хабукадзё?[151]
— спросил он не очень уверенным языком.— Похуже… — решил напугать его Язаки.
— Неужели мы все еще в притоне «Уда»?
— Ты что, головой повредился? — спросил Язаки.
— В горле пересохло… — пожаловался Ваноути, разглядывая полки с соленьями и маринадами. — Закуски полно…
— Господа желают выпить? — влез в разговор Киби Макиби. — Сам я к этому делу не приспособлен, а для господ, пожалуйста.
Майяпан, который до этого лежал без чувств, вдруг спросил загробным голосом:
— А что у тебя есть?
— Для господ у меня все есть!
Майяпан сел, громко хлопнул в ладоши и скомандовал:
— Тащи все, что есть!
— Сейчас, только крышку погреба закрою.
Киби Макиби засуетился, словно встретил дорогих гостей. Зажег лампы. В погребе стало светло и уютно. И стал таскать еду, напитки и закуски, причитая громко и явно со вкусом:
— Кушайте, гости дорогие. Кушайте. Горшечник Дзигоку еще заготовит.
— А мы съедим и выпьем, — как ни в чем не бывало добавил Майяпан, закусывая мочеными яблоками.
— К своей любимой я бежал, и в озеро Масэй, бум-бум… упал… — снова запел Ваноути, — и шею себе сломал… бум-бум…
Майяпан снова произнес страшное слово, от которого Язаки становилось не по себе:
— Армагеддон!
— Мы тебя, — пообещал Язаки Киби Макиби, — сейчас научим человеческой пище, чтобы ты не жрал, что ни попадя.
Через коку все были пьяны. Даже демон Киби Макиби, который первый раз в жизни поел по-человечески, решился приобщиться к людским порокам. А так как он никогда не пил ничего крепче человеческой крови, то даже простое пиво сыграло с ним злую шутку — он мгновенно опьянел. Перед глазами стало вначале двоиться, потом — троиться, и он упал лицом в тарелку с солеными огурцами. Из него вышла душа и занялась созерцанием со стороны, а оболочку сердобольный Майяпан повесил на крючки для окороков, чтобы она обсохла, и они слышали, как беспрестанно стонет демон Киби Макиби, а как только он замолкал, вливали в него новую порцию пива. Сколько это продолжалось, никто не помнил. Только ночью Язаки очнулся, покачиваясь, выбрался на свежий воздух справить малую нужду. Несколько раз с удовольствием вдохнул ночной воздух, посмотрел на звездное небо, хотел пофилософствовать, но почему-то у него ничего не получилось. Вернулся в погреб, едва не переломав ноги, посмотрел на ряды полок, полных еды, на безучастно висящего Киби Макиби. Подумал, что они нашли хорошее место и что, пожалуй, пока нет смысла искать капитана Го-Данго, когда вокруг тебя такой рай.