— После того, как они забрали Анну… — он оглянулся на свою жену. — Туча совсем сдала… Мои старшие сыновья погибли, не успев привести в дом снох. У нас никогда не было дочери, а она еще надеялась, что та станет ей невесткой. Бугай-то, хоть и вымахал с версту, не женат еще. Девок, в долине, пруд пруди. Гулял… дело молодое. Да, не по ее, вышло…
Он вздохнул:
— Жаль ее. Совсем молодая, да попала в такую погибель…
— И никакой надежды?
— Какая надежда? Ее этот договор не касается. Это других отпускают, когда срок приходит. И то, с оговорками да издевательствами. А не пойдут — селение, из которого их взяли, пожгут или кого на нож поставят. Я главаря сам видел — этот гад, зря слов на ветер не бросает. Они одного парня, когда тот кинулся свою подружку отбивать, по его приказу живьем в землю закопали… Там потом все шевелилось полдня — догадываешься, почему? А та девчонка, которая с собой покончила? Кто его знает, сама она со скалы спрыгнула, или помог кто? Аптекарь рассказывал — страшные у них порядки. Мало того, что уголовники — но, вроде как, и наказание у них, для своих, особое… Будто бы виновных съедают! — он вздохнул и продолжил. — Может, и треплется. Специально, чтоб народ здесь запугать. Все одно — звери они… Я бы этого Сыча собственными руками придавил!
Он стиснул кулаки. Я посмотрел на его ладони — массивные, тяжелые… Этот здоровенный силач мог ими сломать шею у волка, а не то, что человека…
— Вас не тронули?
— Оттого и здесь сейчас. Попробовали, а как же! Сам помощник Сыча наведался, чтобы лично распоряжение своего пахана передать. Это, мол, дань мне, за кузницу — а то пользуюсь безо всякого на разрешения. А буду для них ножи поставлять, топоры и прочее — буду жить. Ну, я и послал его, по известному адресу, куда подальше… Те, кто рядом стояли, возмущаться стали — он их вроде как успокоил, ушли мирно. А вечером заявились, по новой, уже без главарей. Сынок одному челюсть свернул, сам в прерии подался. Туча до этого на пристань вышла, меня искать. Шум поднялся… Ну, я на рыбалке был, как услышал все — старуху в охапку и следом! Потом вдоль Змейки на север, погодя свернули и в степи. Через Низины. Страху натерпелись — места гиблые, не для людей… ну да прошли. Если они нас и ищут — пусть порыскают, по разнотравью! Только следопыты из них хреновые — черта лысого найдут, не то, что меня с сынком!
— А в поселке… Там понимают, куда вы пошли?
— С этим все заметано — ни одна душа не в курсе. Они думают, что вы здесь одни, не считая их… — он кивнул на Бена и Салли. — А других мы и сами звать не стали…
— Сколько вообще бандитов в поселке?
— Постоянно? Двадцать-тридцать. Иной раз другие приходят, из Клана, за жратвой. Соберут дань, переночуют, парней, кто попадется, измордуют — и к себе, в предгорье. Бывает, что мимо проходят — если в другом поселке для них все приготовили. Сыч типа велел никого не трогать, под страхом смерти — понимает, гад, что народ разбегаться станет! А ему надо всех вместе держать, чтобы было с кого требовать! Ну и Святоша наш, подначивает — мол, не хотели к нему в свое время прислушиваться, вот и накликали на себя новые испытания. Да только, что-то против банды ни слова не говорит, только о смирении… Думаю, потому Сыч с ним и связь держит — уж очень хорошо проповеди монаха помогают людей в узде держать.
— Сыч сам часто приходил?
— Пару раз точно было, — Стопарь нахмурился. — Он не любитель, как я понял, ноги бить. Предпочитает шестерок посылать. Вот и к тебе — послал… Слышал я, краем уха, что насчет тебя у него какие-то планы имеются. Подробностей не ведаю — не посвятили к сожалению. Вот и думай — какого ему надо? Медлить нельзя, Дар… — Стопарь угрюмо повертел в руках наконечник копья, который прилаживал к длинному черенку. — Они со временем все к рукам приберут. И мы в стороне не останемся — сюда снова придут. Ты их уже два раза уделал — когда одному руку рассек своей игрушкой, да сейчас, когда, говоришь, девочка твоя дротиком другого пришила. Эти — обид не прощают! Так что прав твой дружок. Сова. Или вы их мочить начнете, или, они с нас всех шкуру живьем снимут. Воевать с бандой, вроде как глупо — силы слишком уж неравны. А терпеть нельзя! Так что, переночуем — и давай в холмы, к индейцу, как вы и собирались. Может, всей толпой, что и решим, насчет дальнейшего житья-бытия… Про меня не спрашивай — назад ходу нет. Мы, в любом случае — с вами. Хотелось, конечно, спокойно пожить на старости лет, да после всего, что пережить пришлось… Не судьба.
— Три раза. Три раза я уже им дорогу переходил, — я рассказал о случае на берегу Змейки. — … Ты говоришь — им не до нас? Эти четверо, что приходили — может, и разведка, а может, и нет. Один что-то упоминал про то, что меня в поселок зовут. Не этот ли слух ты мне поведал? И, если так, что нужно от нас Сычу? Убить меня и индейца проще втихаря, не на людях — меньше крови, всем спокойнее. Зачем ему людей будоражить? Если, действительно, что-то надо — значит, придут. Пускай.