Пока в котле весело булькало, мы с Чхиной нарвали несколько охапок шпината и еще какой-то травы, похожей на зверобой. Шпинат – понятно, кладовая аминокислот, и более полезного салата не придумаешь. А зверобой? Даньчжинская женщина задумала воскресить меня этой травкой, готовя, по-видимому, к будущей семейной жизни. Она посадила меня на камень, сказала «не вертись» и начала заливать меня вместе с хомутом жгучим зеленым соком.
– Шея не будет гнить, кровь не испортится, и ты меня будешь любить еще крепче.
Бедная несчастная женщина! Бедный несчастный я! Ведь во мне не было любви к ней.
– Ты детей любишь, Пхунг? – ворковала Чхина, выжимая пучок травы над моей головой, это занятие ей нравилось. – И я люблю. Сильно. Но меня все боятся, и мои мужья боятся. А когда вместо любви страх или еще что-нибудь, то дети получаются уродами. Вот почему у меня до сих пор нет детей.
Ее корявая, но глубокая мысль восхитила меня. Может быть, она походя высказала один из будущих постулатов НМ? И верно: вместо любви – похоть и пьянь или циничный расчет или принуждение – и появляется маленький монстрик, в генах которого ни капли любви, но есть то, что создало его по прискорбному случаю. И шагают такие по жизни, оставляя страшные следы…
– Ты что такой скучный, Пхунг? Я принюхался.
– Кажется, мы остались без обеда. Чхина подбежала к костру, засмеялась.
– Верно, Пхунг! Все пригорело!
Тем временем Говинд, Джузеппе и Духовный Палач шли по следу. Старичок вдруг остановился.
– Я пойду в другую сторону. – Он махнул ручонкой и, подхватив оранжевый подол, полез через кусты.
Говинд и Джузеппе лишь переглянулись. Охотничий азарт погнал их дальше, но след был все-таки старый, а на камнях и вовсе затерялся. Они вернулись на бивак злые и голодные, а тут такой конфуз с обедом. Джузеппе был вне себя.
– Это какое-то свинство!
Чхина пристально посмотрела на него.
– Не надо на меня кричать, итальянец, не то у тебя голова заболит от крика.
Он осекся, но потом снова вспылил:
– Теперь я буду готовить! И никому не доверю!
– Вот и хорошо! – Чхина бросила в него деревянный скребок, которым чистила котел. – Терпеть не могу всякие кухни, кастрюли…
Скребок попал Джузеппе в лоб, набив шишку. Это было в общем-то смешно, однако Джузеппе уже был не в состоянии понимать юмор. Он схватился за охотничий карабин. Говинд и я с большим трудом погасили конфликт.
– Женись ты на ней поскорее, – сказал Джузеппе, остывая. – Почему мы должны страдать из-за твоей нерешительности? Сегодня же, сейчас же немедленно устроим даньчжинскую свадьбу!
– Это не так просто сделать, – вполне серьезно сказал Говинд. – У нас разводов не бывает, а у нее три мужа.
– Я готов их застрелить, – сказал Джузеппе, – честное слово. Их счастье, что они далеко.
Решили отобедать сухим пайком – сухарями, галетами, консервированной колбасой, для старичка распечатали пакет с сухими сливками из ячьего молока. Но он все не появлялся, и мы встревожились.
А старикашка знал, что делать: взобрался на скалу, возвышающуюся над окрестностями ручья, и затаился. Его грязно-оранжевая тога слилась с выжженными солнцем травами, которые росли на скальных пятачках целыми охапками. К дождливому сезону горные джунгли Ярамы перекрашивались в желтое и красное.
Старичок обозревал, не шевелясь, далекое и близкое, а зрение у монахов Тхэ-чхубанга исключительное. Кстати, Хранитель Подвалов восстанавливал именно остроту зрения, когда я увидел его впервые, – с помощью созерцания пламени светильника или утреннего солнца. Об этой древней методике и йоги знают, неизвестно, кто у кого перенял – они у даньчжинов или наоборот.
Духовный Палач разглядывал клубок шевелящихся змей на сухом дереве, суету в кустарнике. Потом заметил на далеком склоне хребта горных антилоп, идущих в высокой траве, – видны были только рога и уши. Потом увидел струйки каменной мелочи, ползущие вниз, – тоже далеко, но принялся терпеливо смотреть луда, на заросшие кустарником скалы. Мелькнула полосатая змея, опять посыпались мелкие камни и куски почвы – журчание ручья не давало возможности услышать звук. Потом над зазубринами скал появилась Летящая Глыба – как ее окрестили даньчжины. Какое-то мгновение она висела на одном месте, затем нырнула за камни. Старичок и вовсе перестал дышать.
Он сидел долго, не спуская глаз с известняковых зазубрин. Он уже слышал наши крики – мы искали его. У него затекли конечности и шея одеревенела… И он дождался своего. Он разглядел ползущего в кустах тигра. Вот он вжался в расщелину и стал невидим. Тотчас над теми кустами появилась Летящая Глыба – зеленая и пятнистая, она абсолютно сливалась с фоном местности, и ее выдавало только движение. Она плавно прошлась над нагромождением скал, и тигр в стремительном прыжке настиг ее в воздухе, сшиб лапой. Вниз к ручью потекла река из каменной мелочи, поднимая завесу пыли. Старичок разглядел, что тигр съезжает на брюхе по этой реке и, прижимая лапами дергающуюся Глыбу, с яростью грызет ее…