Читаем Нашествие хазар (в 2х книгах) полностью

Младшая Дие, угорка, страстно любимая каганом, находилась в юрте по соседству с его палаткой, и как только начался дождь, Завулон перебрался к Дие, и теперь, лёжа на атласных подушках рядом с горячим, готовым во всякое время отозваться на его ласки молодым телом, вслушивался в монотонный шум беспрерывно секущих по кошме водных струй.

Через некоторое время тургауды из личной гвардии кагана, охраняющие всех его жён и его самого, увидели, что земля под ногами, доселе твёрдая, с прозеленью травы, начала вдруг взбухать и превращаться в месиво…

Вначале они шептались между собой, но наутро сказали своему сотнику, и тот решился доложить повелителю, всю ночь не выходившему изнутри и ничего не подозревавшему. Сотник откинул полог юрты, увидел на высоком ложе почти оголившуюся во сне красавицу и остолбенел: кровь жаром обдала виски.

- Что, русский меч проглотил, прямой стоишь! - пошутил над ним Завулон. - Проходи, говори…

Только ему, начальнику тургаудов-телохранителей, позволялось посещать юрту, где обретался каган, в любое время дня и ночи…

- Плохи дела, повелитель… Кажется, мы попали в болотное дерьмо. Следует выбираться отсюда…

Хорошо… Позови в мою палатку особо приближенных, Зембрия, сотников и тысячников. Будем решать, а я сейчас…

Каган собрался, позвал служанку, разбудил Дие и велел тоже одеть её. Обнял, успокоил жену и вышел наружу. Тургауды накрыли повелителя непромокаемым покрывалом, подхватили на руки и понесли, проваливаясь по колено в болотную раскисшую жижу…

Пока кагана доставляли таким образом, он, приоткрыв покрывало, старался как можно тщательнее обозреть свой лагерь. Колеса телег, связанных между собой и составленных по хазарскому обычаю вкруговую, квасились в грязи уже почти по самую ось.

«А дождю, кажется, и конца не видно!.. Что будет, если он станет долго лить? - с тоской подумал повелитель. - Прав сотник, надо выбираться из этого проклятого места как можно быстрее… Знает ли Ефраим, в какую западню мы попали? Кстати, он, тыча пальцем в найденный у убитого план укреплений Киева, настоял, чтобы я с войском направился сюда… Да только план-то сей не ложный ли?!»

Но неожиданно возникшую мысль каган решил оставить пока при себе: «Иудей, живущий в Киеве, от которого план получили, человек первого советника, и выскажи сейчас подозрение, потом неизвестно, как всё обернётся… А если б киевские князья Фарру как соглядатая раскрыли, то давно бы казнили… По сведениям - он жив и здоров… Правда, посыльного от него пока так и не было».

На военном совете, глядя на умного Зембрия, у кагана вдруг появилось желание переговорить с ним относительно своей догадки, но снова передумал: «Зембрий - иудей и еврей, Неофалим и Ефраим тоже. А вороны друг другу глаза не клюют… Сие мы, исконные хазары, сотворить могём или русы… Не токмо глаз выклюем и всё, что под клюв попадёт… А касаемо того, чтобы выбираться отсюда, ждать не следует… Вот и спрошу-ка я богослова».

- Зембрий, видишь, в какое дерьмо мы вляпались? Что скажешь?

- Говори, говори, - закивали подобострастно приближенные кагана из числа дворцовой челяди. Военные пока молчали…

- Я больше грамотей. Но коль повелитель ждёт от меня соображений, поделюсь ими. Думаю, не следует торопиться уходить отсюда… Уходить-то куда?!

- На соединение с царём, чтоб увеличить силы и начать приступ, - сказал Азач.

- Молодой человек торопится. Это свойственно молодости. Но, сами понимаете, когда спешишь, ноги за полы халата цепляются. А русы говорят: «Поспешишь - людей насмешишь…» - упорствовал Зембрий.

Дворцовая челядь обрадовалась шутке, оскалила зубы, но каган строго взглянул на них. А тут как раз и дождь перестал колотить по кошме палатки и чуть проглянуло солнце - стало видно ниже приоткрытого сверху полога, как пока слабые лучи скользнули по тёмным, слипшимся волосам тургаудов, стоящих у входа.

- Вон и дождь кончился… Вода уйдёт под землю и болотное дерьмо затвердеет… Знаю, что царь время не теряет - готовится к приступу. И мы тогда начнём… Вал здесь низкий, его одолеем без особого труда и прорвём оборону, - разъяснял Зембрий.

- Повелитель, нужно уходить! - воскликнул всё тот же нетерпеливый Азач. - Иначе положим тут головы. Сейчас солнце выглянуло, а через мгновение скроется, и снова с неба польётся гибельная для нас влага…

Хорошо, восстановите тишину и подумайте все… - велел каган и сам погрузился в раздумье: «А что если царь просто хочет моей гибели?.. И там, возле мёртвого дома, он, изъясняясь в своей верности, думал усыпить мою бдительность?.. Гражданская война в Хазарии преследовала одну цель - укрепление влияния иудеев. Они уничтожили руками самих же хазар непокорных с той и другой стороны и ослабили ещё больше и так не сильную власть кагана. Того хотят и сейчас. Я стал решать дела сам, а им это - как кость в горле… Наверняка они уже прознали, от чьих рук погиб Менаим - наместник в Саркеле. Надо послушаться сотника Азача, но особо не возражать и Зембрию… Подождём денёк-другой…»

Затянувшееся время, данное на раздумье, прервал один из тысячников:

- Давайте всё-таки подождём.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза