Нашествие хазар (в 2х книгах)

Конь Суграя отпрянул в бок, и десятник чуть не слетел с седла; зло вонзив пятки ичигов под ребра лошади, он крикнул своим бойцам сомкнуться и принять во всеоружии налёт вражеских всадников… К счастью, их оказалось немного. На десятника сразу наскочил один со шрамом во всё лицо, ловкий и по всему видать сильный… Суграю в ловкости и силе тоже не откажешь - и вот противники сблизились: сабля и меч, ударившись друг в друга, высекли острыми лезвиями искры… Но конь под Суграем всё-таки был увёртливее, и это позволило десятнику удалиться на какое-то расстояние и пустить из лука стрелу. Но вовремя подставленный щит Еруслана (а это, как догадался читатель, был он) отразил её. Стрела, сломавшись в середине, упала на слегка подмороженную землю. Под перебиравшими ногами коней, в сёдлах которых рубились, сойдясь, всадники, она уже, расчавканная копытами, брызгалась во все стороны…

Теперь Еруслан, отъехав, смог также выстрелить, но стрела прошла мимо, за что и получил от Суграя град насмешек, произнесённых на гортанном отрывистом языке… Взбесившись, погнался за десятником, и вскоре оба они очутились у самого края огромной промоины. Тут снова сблизились вплотную. И опять осыпали мечом и саблей ослепительными искрами росший внизу орешник.

Суграй на мгновение оказался в удобном положении и потеснил к промоине лошадь Еруслана; взмах саблей - и острый конец её задел круп коня. Почувствовав боль, лошадь поскользнулась и юзом покатилась вниз, увлекая за собой и всадника. Только у самого дна Еруслану удалось высвободиться из седла, но он потерял лук и меч.

Весь грязный, безоружный и растерянный, он стоял теперь внизу и ждал расправы.

Взглянув же на луну, он вдруг снова, как в те разы, ощутил прилив какой-то звериной ярости, рассудок его помутился, всё тело начало пухнуть; Еруслан скинул с себя кожаный защитный нательник. Оставшись голым, почувствовал, что руки и грудь стали покрываться шерстью…

Суграй увидел, как человек вдруг за какой-то миг превратился в мохнатого зверя, задрожал от страха; лошадь его оскалила зубы, заржав в испуге, повернула от края промоины и понесла по степи Суграя, не слушаясь поводьев, да всадник ими и не управлял… Не хватало сил даже оглянуться, а уж приладить стрелу и подавно. Скорее прочь от этого страшного места! Но всё-таки оглянулся, чтобы посмотреть - не гонится ли за ним зверь? Слава Тенгре, нет… Опомнился Суграй лишь у насыпи, которую оставалось возводить совсем немного.

Потом десятник рассказал о случившемся своим друзьям, чем и вызвал у них смех… Но один старик в обозе, слышавший, что поведал Суграй, отозвал в его в сторонку и серьёзно промолвил:

- Это был волкодлак, начальник… Оборотень!

- Но ведь рубился-то я вначале с человеком…

- Правильно. А как взошла круглая луна, он и обернулся зверем. Есть такие люди, которые в полнолуние превращаются в зверей, чаще всего в волков… И от самого человека сие уже не зависит… Он может жить спокойно до определённого возраста, ничего за собой не подозревая, а потом - хоп! - и начнёт обращаться… Если в роду у него были волкодлаки, то он им тоже становится… Может сын им не быть и внук, а потом эта штука с кем-нибудь да и приключится! Вот так, начальник… Ты и встретил такого, надо было его убить, а ты испугался.

Суграй обозлился:

- Ладно, старик, вот тебе золотой… Ступай! И забудь об этом.

- Я-то забуду… Только берегись его, теперь он будет тебя искать… Волкодлаки особенно не любят тех, у кого на глазах они в зверей превращались[294]…

Дав Диру упреждающий бой, каган в него ввязываться не стал и под прикрытием телег и кибиток, поставленных вплотную друг за другом, и конных, хорошо вооружённых разъездов выбрался из проклятого болотистого места, преодолел по насыпи Лыбедь и сумел всё же соединиться с основными силами Ефраима.

Киевляне, разгуливавшие по крепостным стенам, время от времени вступали в словесную перепалку с хазарами, хотя знали, что те по-русски вряд ли что поймут.

- Корначи[295] голопупые! - заходились в жеребячьем ржанье киевляне. - Вы хотели нам сиянье своего знамени показать, да оно у вас дерьмом залепилось!

Толмачи доводили смысл этих слов до своих начальников. Далее терпеть насмешки стало невмоготу, и как только один из главных рвов был закопан, Ефраим объявил наступление… Но своё войско поберёг пока - пустил в разведку боем кагана. Тот и угробил многих бойцов в «волчьих ямах»… И изуродовал лошадей на триболах.

Снова на какое-то время под стенами Киева наступило затишье. На теремном дворе Аскольда собрался Высокий Совет, на котором решили устроить теперь на крепостной стене, вне досягаемости стрел, показательную казнь Фарры, и так, чтобы её хорошо видели хазары и их правители. А после отсечения иудею головы объявить со стены, что план укреплений Киева, который они имеют, ложный, и предложить царю и кагану отойти от города, с данью же подождать до тех пор, пока киевляне сами не соизволят её привезти. А если не захотят принять сих условий, то должны к этому моменту на Днепре показаться в тылу хазар лодьи Вышаты с древлянами…