Нашествие хазар (в 2х книгах)

Константин даже бровью не повёл и с достоинством, присущим ему всегда, ответил:

- Присночтимый и благочестивый, думаю, что и ты так считаешь: прежде чем построить новый дом на месте старого, надо снести его и убрать развалины…

- Конечно, считаю, отец мой, - подтвердил не обладавший живым умом император.

- Поэтому мы в этом диспуте с Асинкритом, - и Константин бросил полный жгучей ненависти взгляд на стоящего в глубине арены вместе с патриархом Игнатием толстомордого монаха, склонённого в раболепном поклоне, - всего лишь расчистили развалины и подготовили место для строительства нашей веры.

Михаил искренне захохотал, похлопал Константина рукой по плечу:

- Недаром ты носишь высокое звание философа, отец мой… Благодарю тебя, и ступай, совершенствуй свои знания.

Мы, склонив головы, удалились. Очутившись за воротами, Константин произнёс:

- Асинкрит… Пёс шелудивый, подлец!

Я молча согласился с философом.

Ах, зависть, подлая человеческая зависть! Я забыл сказать, что на диспут к сарацинам ездил с нами ещё монах Студийского монастыря Асинкрит, который тоже пробовал себя в богословских спорах. Забыл потому, что он себя там не проявил ни с какой стороны. И куда ему, малообразованному монаху, тягаться с Константином! А поди ж ты… Возвёл, паршивая собака, напраслину да Константина, доложив своему покровителю патриарху Игнатию, что тот якобы оказался не на высоте в диспуте с агарянами. Ничтожество, действительно подлец!

На другой день в библиотеку зашёл Фотий. Прямо с порога, развевая широкими одеждами, с распростёртыми руками он бросился к Константину, заключил его в свои объятия, громко восклицая:

- Сын мой, спешил увидеть тебя! Был в Синопе по делам, только что вернулся, узнал, что оказали тебе не очень радушный приём. Не печалься… Знаю, откуда нисходит сей поклёп на тебя. Но сказал Господь Моисею: «Кто будет злословить, тот понесёт грех свой, и хулитель должен умереть, камнями побьёт его общество». Монах донёс, патриарх разнёс, а василевс обрадовался, что имя твоё произносится всуе… Ты сам знаешь почему…

Знал и я. Император не мог выносить молчаливого укора философа за свои похождения и выходки.

Безобразные оргии молодого императора заслужили ему прозвище «пьяница», но и в то же время его страсть к ристанию[57] колесниц и любовь к бражничанью приобрели среди народа популярность. Рано пресыщенный всем, Михаил III бессовестно надругивался над святыми христианскими понятиями, устраивая шутовские маскарадные процессии.

Обычно они начинались так: вначале шёл императорский шут в патриаршем облачении, за ним одиннадцать царедворцев в епископских ризах и, наконец, пьяная толпа придворной челяди, переодетой в костюмы священников и дьяконов; эту процессию возглавлял сам император, наряженный в одежды архиепископа Колонейского, тоже пьяный и весёлый.

Маскарад проходил по Месе - главной улице Константинополя, через форумы Августеона, Константина, Тавра, Быка и Аркадия, потом сворачивал к Студийскому монастырю и Золотым воротам. Ряженые несли зажжённые свечи, курили фимиам и пели стихи, в которых восхваляли разврат и пьянство; на площади Константина и у Золотых ворот совершалось причастие народа, не кровью и телом Христовым, а уксусом и горчицей… Хлебнув такой отравы, развесёлый представитель охлоса кричал громче всех:

- Хорошо причастился! Василевс, а не прикажешь ли выдать монету, чтобы в таверне у еврея Зарубабеля промочить горло за твоё благополучие и здоровье?

Михаил сам запускал руку в мешок шута и вытаскивал оттуда под смех толпы горсть серебряных монет и бросал их в кучу народа.

Потом маскарадная процессия возвращалась назад на Ипподром, здесь уже были выкатаны из подвалов василевса бочки с вином, и начиналось веселье с драками и восхвалениями императора.

Так Михаил III покупал любовь своего охлоса.

Однажды он, подражая Христу, отправился пообедать к одной бедной женщине, совсем растерявшейся от необходимости принимать у себя императора: в другой раз, повстречав на дороге среди холмов патриарха Игнатия и его чиновников, василевс решил угостить их серенадой и в сопровождении шутов долго следовал за ними, крича им в уши слова непристойных песен под аккомпанемент кимвал и тамбуринов.

Выкидывал Михаил отвратительные шутки и с матерью, и, мне кажется, совершал он их в отместку за то, что так долго она держала его не у дел. Но как бы там ни было, а Феодору всё равно жаль.

Раз василевс послал сказать ей, что у него во дворце патриарх и что она, конечно, будет счастлива получить благословение.

Феодора поспешила в большую Золотую палату дворца, где на троне рядом с императором действительно сидел патриарх в полном облачении, с капюшоном, спущенным на лицо. Мать припадает к ногам святого отца и просит не забывать её в своих молитвах, как вдруг патриарх встаёт, подпрыгивает, поворачивается к ней спиной, оттопыривает зад и пускает в лицо Феодоре зловонные воздуха. Потом поворачивается и говорит:

- Ты никак не можешь сказать, царица, что даже и в атом мы не постарались оказать тебе почёт.