Нашествие хазар (в 2х книгах)

Вот теперь, кажется, яблоко созрело… - весь уходя в себя и как бы тоже для себя, сказал капитан. - Ты, Зевксидам, сведаешь сейчас такое, что узришь, как мы тебе доверяем. Через одного подкупленного нами служителя церкви мы узнали: Константин с Леонтием после Керка поедут в Фуллы на освящение храма святой Троицы… В предместье этого города стоит Священный дуб язычников. Митрополит Георгий обязательно повезёт философа к этому дубу, потому что около него в дни больших праздников обращают некоторых согласных идолопоклонников в христианскую веру. Скоро такой праздник наступит - праздник Осеннего Ветра. И ты, Зевксидам, должен на нём быть! И когда Константин станет крестить, оставь его без охраны…

Зевксидам вскинул за Ктесия глаза. В его тяжёлой голове медленно шевельнулась мысль, говорящая о том, что он, кажется, начинал понимать, куда клонит родственник Игнатия.

- Кстати, сделать это будет несложно, ведь на месте крещения солдатам находиться не положено, - продолжал далее капитан. - А наверняка среди язычников хоть один да найдётся враг вашей веры и захочет убить крестителя. Так ведь, Асаф?…

- Истинно так, Ктесий… Ты - умная голова, Ктесий, - широко улыбнулся хазарин и почтительно поёрзал толстым задом по каменной лавке.

- А если не найдётся такого врага среди идолопоклонников? - спросил Зевксидам.

- Какой ты недогадливый, лохаг! - притворно воскликнул капитан диеры. - Такого врага обеспечит Асаф. Так ведь, папашка?

- Истинно так, Ктесий, - будто давно заученной фразой отвечал хазарин, снова улыбаясь.

«Этому папашке, наверное, ещё и заплатили хорошо… Ишь, рот до ушей! - почему-то зло подумал Зевксидам. - Поторгуюсь и я!» И вскинул глаза на довольное лицо Ктесия. А тот - хитрая бестия - по их выражению заметил эту откровенную злобу на хазарина и тайную алчность и тут же сказал, хлопнув рукой по плечу лохага:

- Мы тебе, Зевксидам, за всё тоже заплатим… Византины хорошо блестят. Не правда ли?…

- Да, блеск их благороден, Ктесий, так как на них изображены профили василевсов…

Капитан громко рассмеялся:

- Ответ твой, командир, достойный во всех отношениях.

Хорошо… - Ктесий потеребил задумчиво подбородок, исподлобья кинул взгляд за Зевксидама. - Перед отъездом митрополичьего обоза поговорим поподробнее. Ну а теперь поплаваем в бассейне, попьём вина и вспомним о женщинах… Кияне-купцы, собаки, перешли нам дорогу. Один из них, главный над ними, Мировлад, крепкий детина, купил Малику… Но ничего, мы ещё с ними встретимся. А пока гостей уважать надо. Хотя мы тоже гости, но в Херсонесе мы и хозяева… Эй, Сулейман! - крикнул Ктесий, открывая дверь в следующую залу. - Прикажи своим слугам наполнить для нас гидрии и подать чистые простыни.

А красный свет всё лился на дно бассейна, и Зевксидама даже передёрнуло от мысли, что нужно лезть в него и купаться. И он сказал Ктесию:

- Вы поплавайте, а я лучше зайду в парную…

6

Из Керка мы вернулись на заре.

Солнце ещё не поднималось над Херсонесом, и лучи не играли весело на окнах домов и базилик - стекла лишь тускло отображали небесные красные полосы.

Константин выглядел уставшим, покачиваясь в седле. Но как он вдруг встрепенулся, когда из дверей лупанара вывалилась толпа гуляк, русоволосых, голубоглазых, явно не здешних - видно и по внешности, и по одеянию! На них были длиннополые синие кафтаны, перепоясанные матерчатыми поясами, на ногах одинаковые сафьяновые сапоги, но разных цветов.

- Глянь, Мировлад, - обратился к огромному красивому детине худощавый на вид человек, неся под мышкой музыкальный инструмент, отдалённо похожий на арфу, только размером поменьше раз в десять. - Грачи! Грачи и есть… - и показал на нас пальцем.

Сказал он на языке, сходном с языком жителей Славинии, только слова у этого человека выходили длиннее и напевнее.

Взглянул на Константина - он тоже понял, о чём говорил худощавый. Я подъехал к философу поближе и шепнул:

- По всему видать - русины, а вон то, что он держит, гуслями называется…

- Ишь, грачами назвал нас, - так же шёпотом заговорил Константин. - И впрямь для них мы грачи: черные на лицо, с черными волосами - греки-гречины, грачи и есть…

- Не возводи напраслину на себя, отец мой, ты волосами светлей, и глаза у тебя такого же цвета, как у них…

И тут обратился к нам на греческом крепкий, красивый детина:

- Вижу, отцы, некстати мы вам встретились? - и оперся внимательным дерзким взглядом в Константина.

- Отчего же, ранний человек… - улыбнулся философ. - Нам-то что… А как вам? С утра веселье - к вечеру похмелье.

- И не говори, отец, забот полон рот, а меня мои лешаки с панталыку сбили, утащили в лупанар… Не пошёл бы, да естество требует.

- Надо свои страсти в узде держать… - в поучительном тоне начал было Константин, да вовремя спохватился: разговаривает с язычником. - Откуда вы, добрые молодцы?

- С Борисфена мы. Знаешь такую реку, монах, хорошая река, рыбная… Правда, Мировлад?

- Замолчи, балабол. - Мировлад тянул кулаком в бок худощавого. - Да, отец, мы из Киева. Везём в Константинополь товары.