Нашествие хазар

Он сказал, будто угадав мысли своего повелителя.

Так и решили.

На выходе из юрты каган попросил Азача остановиться:

— Возьми с собой десяток воинов и разведай окрестности. Особенно посмотри в близрастущей дубраве, не прячутся ли там русы… И сразу доложи! Было б хорошо, если б захватил пленника… Хотя раз вы уже взяли… Наказали того, кто упустил?

Азач поднёс к горлу ладони рук и резко сжал их в кулаки — жест, обозначающий удавку…

Аскольд и Светозар рассудили так: «Каган, после дождя убедившись окончательно, что попал в западню, станет из неё выбираться. Тут и должен ударить из дубравы Дир со своей дружиной. Но сил, чтобы сразиться с Завулоном, у него не хватит…»

— Посылай, княже, на подкрепление брату ещё триста всадников, — предложил Светозар.

Сей разговор происходил в присутствии Доброслава, и последний обратился к архонту:

— Понимаю, просьба моя не к месту… Я — дружинник и должен быть рядом с тобой… Но дозволь мне участвовать в этом набеге. Застоялись члены, не помню, когда из ножен меч вынимал.

— Князь, отпусти, — замолвил за Клуда воевода.

— Ладно, скачи. И передай Диру, что мы желаем ему успеха.

Во время, когда проглянуло солнце, триста всадников и Доброслав с псом были уже у дубравы в овраге, где ворковал ручей. На берегу они вытащили ритуальные полотенца, расстелили и стали молиться… Ибо шёл седьмой день недели — день поклонения свету.

Славяне молились в воскресенье не солнцу Яриле — поклонение ему надлежало в иные дни, а Свету — «неосязаемому и неисповедимому», созданному, как полагали язычники, ранее солнца: «Никто же бо можеть указать образа свету, но токмо видим бываеть». Солнце же — «вещь бо есть солнце свету».

Рядом с Клудом расположился бородатый великан и лет четырнадцати отрок.

— Дядя Ратмир, гляди-ка, сколько на полотенцах красных молодиц вышито! Зачем это? — спросил парнишка.

— Э-э, Любим, так изображается Свет… В виде женщин. Видишь, они поднимают кверху руки и указывают на небо, откуда льётся свет, а головы у женщин на рисунках круглые и с лучами, то бишь солнца…

— А по бокам — всадники, и звери разные бегут, птицы летят.

— Они тоже стремятся к Свету, к женщине[131]…

— А почему же ты тогда жену свою, тётку мою, иногда побиваешь?

— Не болтай, малец… Вон на тебя пёс глядит, рычать начнёт да и укусит.

— Он не кусается, — заверил Доброслав, засмеявшись. — Он убивает… А малец правильный вопрос задал тебе.

— Кто ты такой, чтоб указывать мне?! — вскипел великан.

Тут Бук поднялся с передних лап, встал в бойцовскую стойку, выставив широкую грудь, закованную в броню. Увидев сие, Ратмир успокоился. К нему подошёл сотский, пошептал на ухо.

— Сразу бы надо сказать… Княжий муж… А он — по-простому, рядом с нами… Кто же знал?.. Ты прости меня. — Великан подошёл к Доброславу и похлопал по плечу. — Ратмиром меня зовут.

— Да уж слышал от отрока. Меня Доброславом. А это мой Бук. Отважный боец.

— Не хотел мальца брать — сирота… Только обхитрил, незаметно увязался, а перед дубравой объявился. Теперь куда уж?.. Заместо сына он, в семье у меня одни девки. Жалко, если убьют мальца… Хотя луком хорошо владеет. Да и мечом разок-другой взмахнуть может. Силёнок пока маловато.

— Маловато?! Это по твоим великанским понятиям… — обиделся Любим. — Смотри!

Парнишка подошёл к берёзке толщиной с руку и одним взмахом меча срубил её.

— Паршивец! — снова вскричал бородач. — Зачем деревцо-то рубанул?! Эк, безмозглая голова…

Теперь стал смеяться сотский и другие вой, находившиеся рядом с великаном и его племянником.

Но недолго пришлось наслаждаться русам пусть слабым, но светом, и молиться ему, небо снова задёрнулось тучами, по верхушкам дубов прошёлся сильный ветер, пробрался в низину, сразу напомнив об осени, вздыбил гривы и хвосты животным, пасущимся на берегу ручья, взъерошил воду его.

— Седлайте коней! — приказали сотские.

Ратмир и Доброслав уже заканчивали стягивать под брюхами лошадей подпруги, когда услышали тихий возглас Любима:

— Хазары!

Тут же подняли головы и наверху увидели с десяток безбровых, плосколицых вооружённых всадников, остановившихся на краю оврага, но не стрелявших… Видно было, что они, неожиданно выскочив на киевлян, расположившихся внизу, опешили.

— Гей, взять их! — крикнул кто-то из русов.

Великан, Доброслав, малец и ещё человек пятнадцать тех, кто быстрее всех заседлал коней, рванулись по крутому склону, заросшему орешником и густой травой; несколько всадников прямо взяли вверх, их лошади поскользнулись и вместе с седоками скатились вниз, ломая им руки и ноги. Послышались дикие крики раненых. А тут ещё дождь хлынул, полившись потоком на головы как киевлян, так и выдавших себя хазар, которых возглавлял Азач.