Нашествие хазар

— Верно… Но выполняя их, они действовали с крайней жестокостью. У этих людей, — Гасмаран показал на бродяг, — отцы и матери не просто были убиты, а разорваны на части, распяты на крестах и деревьях, живьём сожжены на кострах… Нет прощения зверям!

— Поэтому вы и хотите, как теперь я понял, помочь язычнику в осуществлении его мести. Я видел Дубыню среди вас…

— Ты прав… Я и затеял этот разговор с тобой потому, что надеюсь и на твоё содействие.

— Неужели?! — с усмешкой и долей презрения к предложению Гасмарана воскликнул я.

— Рус сказал, что ты однажды помогал им.

— Но это ещё ничего не значит…

— Леонтий, я не хотел бы тебе говорить, что за добро нужно платить добром. Но я сделал всё, как просила твоя сестра…

— Зачем тебе нужно моё содействие, Гасмаран, когда ты сам силой волшебства можешь сотворить многое?…

— Я — да. Но должны и мой братья на равных участвовать в этом деле…

— Хорошо, мне надо подумать.

Я понимал: Иктинос обречён на смерть — Гасмаран найдёт его и на дне моря… Но бродягам точно нужно знать, что Медный Бык является сыном Аргира, распявшего на деревьях их близких и отца Карбеаса. «И не от Гасмарана, который уже давно установил истину, — они хотят узнать её от меня. Почему им это нужно? — задал я себе вопрос и тут предположил: — Для полного вероятия… Хотя Дубыня, наверное, рассказал, что из себя представляет константинопольский регионарх… И приговор уже ему вынесен… Но если я поведаю ещё и о том, что Иктинос — сын Аргира!.. Не зря ведь Гасмаран обмолвился, что и его братья должны участвовать на равных, не только за плату, которую, я думаю, пообещал им Дубыня. Тогда месть приобретёт иной оттенок…»

Но пока я не хотел ничего говорить Гасмарану, надо сперва повидать Дубыню.

— Я тебя зрил среди бездельников, готовых на любой поступок. Как ты с ними познакомился? — спросил язычника.

— Они подошли ко мне сами, когда приметили Бука. Слово за слово… — Чернобородый хитренько взглянул в моё лицо.

«Правды я от него вряд ли сейчас добьюсь… Попробую-ка выведать её через Максимиллу…»

При разговоре с сестрой выяснилось: я оказался прав — Дубыня решил осуществить месть, не дожидаясь Доброслава, с помощью бродяг… В лице моей сестры он тоже нашёл тайного сообщника, потому что Максимилла очень привязалась к нему: язычник ей не просто нравится, она, кажется, влюбилась в него… Устои павликианства о возможном безбрачии — одно дело, другое — человеческая, а тем более женская природа… Над этим стоит поразмыслить, а в дальнейшем и потрудиться, чтобы склонить Дубыню и Максимиллу к христианству… Главное — увезти сестру отсюда… Только через принятие ими новой веры я могу в законном браке, освящённом церковью, соединить два любящих сердца.

Подумав так, у меня будто с плеч свалилась гора. Дальновидно, но вместе с тем и решительно надо устраивать дела… Я скажу Гасмарану, кто есть на самом деле Иктинос… Лучше, чтобы с ним расправились в Тефрике. Останется меньше следов… Сам я вмешиваться ни во что больше не стану. И пусть будет всё так, как будет…

Я позвал руса и сказал ему напрямик:

— Ты должен передать предводителю шайки бродяг Гасмарану, что Иктинос — сын Аргира.

— А это важно, отче? — удивлённо спросил Дубыня.

— Важно, и очень… И скажи Гасмарану, что я отплатил ему добром за добро.

* * *

Карбеас нервно ходил из угла в угол комнаты, обставленной с аскетической строгостью, и возбуждённо ударял кулаком о кулак: он всё никак не мог придумать казнь Иктиносу… Перед глазами ересиарха стоял многовековой ветвистый дуб, на стволе которого висел прибитый железными костылями человек. В нём бы сейчас никто не узнал отца Карбеаса, — судороги боли исказили его лицо. Но кровь всё ещё сочилась из ладоней и ступней; как только Карбеас приблизился к отцу, тот открыл глаза, и в них отразилось столько страданий и мук, что сын не выдержал и громко зарыдал…

Но отца позволили снять с дуба, когда он умер, — уже черви ползали по его закрытым векам и перекошенному рту.

Карбеас позвал Гасмарана. Вновь переживая смерть своего родителя, со скрипом зубовным произнёс:

— Страшной казни достоин Аргир… Если б он находился тут! Того же достоин и его сынок. Жестокость ему передалась по наследству. К тому же, он алчный предатель… Может, мы отдадим его на растерзание волку язычника?

— Нет, учитель… Мы сами свершим казнь, а я научу как… Мучения его будут несравнимы с мучениями в аду самых отъявленных грешников.

— Хорошо, Гасмаран. Доверяюсь тебе в этом деле.

Иктинос вместе с оптионом Астурием, назначенным в посольство василевсом, отыскали одно злачное место в Тефрике, в доме вдовы-ромейки. Дом стоял на отшибе на берегу реки. Раньше тут располагалась мельница. Мельник умер, детьми Господь не сподобил, — речка со временем обмелела, мельница стала. Чтобы как-то существовать, вдова занялась сводничеством, а то пускала на постой разных людишек, не спрашивая, кто такие и откуда, — лишь бы платили.

Внизу дома пили, веселились, а наверху, в специально устроенных полутёмных закутках, мужчины развратничали с женщинами лёгкого поведения.