Нашествие хазар

— Даже клочок земли, попавший под наше влияние, не должен быть никому отдан… Ты слышишь меня, Ганнон?! — возвысил голос епископ. — Никому! Ибо там, где ступила нога папского легата, уже витает дух римской церкви… Так было ещё со времён основания в Риме святым Петром епископства, так и будет, потому что римский папа является преемником этого апостола… Помни всегда о Константиновом даре[77]… Знай, что нет власти выше, чем власть духовная. И ты видишь, как склоняют перед ней головы такие великие правители, как король Людовик, болгарский царь Борис… Настанет день, когда мы и князя Великоморавского призовём к порядку. Видишь, сейчас он качнулся к византийскому патриарху, и тот послал своих просветителей к моравским славянам, чтобы вести проповеди на их родном языке. Сие опасно для нас… И ты всячески должен препятствовать этому… Выделяю тебе христолюбивое воинство и действуй.

— Благодарю, ваше преосвященство, за доверие, — и Ганнон поймал для поцелуя пухлую руку епископа.

* * *

Старейшина Новгородский Гостомысл умирал: вытянувшись во вес рост на деревянном, застланном гусиной периной топчане, стоящем посреди горницы, чувствовал, как из тела капля за каплей вытекала сила, некогда необузданная.

Сын Буривоя, потомка Владимира Древнего в девятом колене, одного из трёх сыновей первоправителя Северной Руси Славена, «сей Гостомысл бе муж елико храбр, толико мудр, всем соседом своим страшный, а людем любим, расправы ради правосудна. Сего ради все окольни чтяху его и дары и дани даюсче, купуя мир от него. Многи же князи от далёких стран прихожаху морем и землёю послушать мудрости, и видите суд его, и просити совета и учения его, яко тем прославися всюду».

А сейчас ничего не болело, а слабость охватывала с каждым мигом старейшину. Через окна, когда солнце поднималось выше квадратной головы с угрюмым лицом Перуна, возвышающегося на берегу Ильмень-озера, лились на жёлтый, ещё пахнущий лесной смолой пол, косые потоки света. Под козырьком крутой крыши Гостомысл увидел белого голубя… Что предвещает его прилёт? Какую беду?..

Старейшина в этой жизни уже давно не ждал после гибели сыновей никакой радости, но вот — поди ж ты! — на смертном одре повезло: с острова Руген, что мощным буй-туром осел в Варяжском море[78], приезжает с внуком Рюриком дочь Умила.

Мужа её, западнославянского князя Годолюба[79], повесил Готфрид-датский, выбившийся в короли из ярлов[80], которому Рюрик отомстил…

Варяги — ненасытные волки, рвущие на куски западные и северные земли славян, и решение новгородского вече призвать заместо умирающего Гостомысла его внука — как раз кстати, ибо делает последнего могущественным мужем на всем пространстве протяжения рек Оредеж и Волхов.

Деду — радоваться бы! Да, чувство радости сладко проникает в его сердце, но тут же омрачается при воспоминании о четырёх своих сыновьях, которые один за другим погибли в битвах.

«Был бы жив старший — Мирослав, богатырь, белокурый красавец, настоящий северный рус-славянин… Вот кому бы я власть передал! Но годились бы в новгородские старейшины и его братья. Великий Перун, скажи, за что наказуешь, не сохранив живым ни одного из сыновей моих?! Я ль тебе, бог, мало приносил жертв?! Хотя благодарю за то, что имею внука от средней дочери, которую люблю больше жизни, и за то, что сон вещий послал мне[81]… Благодарю и вече, что пошло навстречу пожеланию моему и волхвов — посадить властвовать в Новгороде Рюрика. А ведь и Умилу сватали за ярла, но выбрал я для неё князя с острова Руген. А если бы вышла замуж за викинга, то, как и две другие мои дочери, забыла бы о Новгороде… Так почему-то водится!»

Успокоившись, Гостомысл вспомнил свадьбу Умилы, как сам с дружиной пировал на острове, потом с князем Годолюбом весело ездил по Ругену…

Он — большой, этот Руген или Руян. Меловые высокие скалы, окружающие его со всех сторон, смело глядят в море, настороженно встречая корабли купцов, а то и пиратов… Случалось, что и пограбят богатых прибрежных поселян, но все знали, удаётся сие редко, ибо, как правило, получали достойный отпор. Но зато в многочисленных бухточках острова, глубоких и укромных заливах, где гигантские черепахи и жирные нерпы, удобно прятаться викингам и варягам. А далее, по всему острову, растут буковые леса, переходящие в светлые песчаные дюны и зелёные луга. Много пресных озёр и минеральных источников, возле которых зимуют тысячи лебедей.

«Боже, но всё в этом мире имеет конец… Умираю…» — Гостомысл хотел приподняться, но сил не хватило даже кликнуть слуг упал головой на меховую подкладку.

Голубь перестал трепыхаться, улетел. И чуть не заплакал старейшина от своей беспомощности. И кто?! Он! Русский каган!.. В Новгороде Гостомысл просто старейшина, а русским каганом его именуют в Германии и Арабском халифате[82]…