— Дальше что? — спросила Мира, закрывая холодильник.
— В пробку въехал, — продолжил Федор. — Смотрю, что-то творится. А потом все вдруг как ломонут. Я тоже из машины выскочил… И тут мой «Волво» — хлоп!.. Темно, ни хрена не видно. Понял, что к тебе самая короткая дорога. Бегу, а вокруг все как-то тише и тише… понимаешь? Вижу, в начале улицы канава… огромная такая, точно экскаватор выкопал — от края до края. В ней троллейбус… Я по нему и перебрался. А на улице — ни души.
Я наблюдал за Мирой. Взгляд ее становился холодным и твердым.
— Конец Пречистенке, — сказал Федор. — А ведь на ней Пушкин жил…
Он заскрипел зубами.
Мира шагнула к нему, отобрала бутылку, поставила на стол, затем достала из шкафчика три рюмки, и сама их наполнила. Подняла одну и сказала:
— Мне надо найти брата.
Одним махом опрокинув рюмку в рот, она подошла к окну.
— Я иду прямо сейчас, — сказала Мира.
— Куда?! — спросил я.
— В Дом Ученых. Там — Рома.
Она вышла из кухни.
Мы с Федором переглянулись. В маленьких его глазках была тоска.
— Никуда не пойду, — сказал он.
Я с ним был согласен.
— Угу… я тоже там был…
— Кто вы такой? — меланхолично спросил он.
— Так… — Я махнул рукой. — Проходимец.
Федор покивал, — голова без шеи подвигалась на шарнире, скрытом где-то между плеч. Отчего-то в этой страшной ситуации моя наблюдательность особенно явственно подчеркивала физические уродства моего нового знакомого.
— В другой раз я бы вас выкинул, — задумчиво сказал он и вздохнул. — Не знаю, есть ли где-нибудь еще живые люди.
— Кажется, Мира собирается идти на поиски брата, — заметил я. — Ее ведь нельзя туда отпускать одну.
— Шишига умер, — тихо, но уверенно сказал Федор. — Там вообще нет никого живого. Я шел по крыше троллейбуса, внутри никого не было, точно знаю. Как в склепе. Вся Москва — кладбище. Только и трупов нет. Темно.
Вошла Мира, открыла шкаф, стала что-то искать.
— Надо быть внимательным, — сказал я. — Есть способ почувствовать их близость.
— Чью? — спросила Мира, не поворачиваясь.
— Аномальных пятен. Я пытался к одному из них прикоснуться. От них веет чем-то. Холодом.
— Веет, — согласился Федор. — Я тоже что-то такое чувствовал… И в машине, и на троллейбусе, и здесь, на лестничной площадке…
— Мира! — я постарался, чтобы голос звучал решительно. — Мы не должны никуда ходить. По крайней мере, до утра.
— Нет, должны! — отрезала девушка. — Утром будет бесполезно.
— Нет! — возразил я. — Все основное уже случилось. Если твой брат жив… если с ним все в порядке, то у него, как и у нас, есть шансы протянуть до утра. Когда развиднеется, нам легче будет его отыскать, не попав при этом в ловушку. Который час, кстати?
— У Шишиги тяжелая форма аллергии на свет, — объяснил Федор. — Я зову его ночным мальчиком.
Мира с силой хлопнула дверцей.
Федор налил еще по одной и, ни слова не говоря, выпил.
Я подошел к Мире и попытался отобрать у нее сумку, но она толкнула меня ладонью в грудь, так резко и сильно, что я потерял равновесие и едва не упал.
— Вы меня не остановите, — сдержано сказала девушка. — Я иду искать брата. Даже, если шанс, что он выжил, один из миллиона.
Она прошла мимо, а я приблизился к окну. Где-то вдалеке светилось несколько одиноких огоньков, скорей всего работали такие же аккумуляторы, как и в квартире Миры.
— Сколько же времени? — опять спросил я.
Никто не ответил, и пришлось идти в залу: там висели настенные часы.
Зайдя в залу, я сунул руку в карман за очками и стал осторожно выгребать осколки, собрал их и положил на край комода. Я даже не расстроился. Это всего лишь мелкая неприятность.
Часы показывали половину первого.
Я вернулся в прихожую. Мира сидела в кресле и зашнуровывала ботинки.
— Я с тобой, — неожиданно сказал я.
Страх владел сознанием, и мне было не все равно, рядом с кем бояться. Аномалия распространялась, поглощая все на своем пути, и здесь, на пятом этаже мертвого, кишащего смертоносными пятнами, дома, мы не были защищены. Мира не позволяла себе предаваться панике, и, похоже, это свойство ее характера сейчас было и моим убежищем.
— Сама справлюсь, — холодно сказала она.
Я сделал вид, что не расслышал.
— Идемте, Федор! — крикнул я.
— Нет, — отозвался тот. — Лучше умереть в доме…
Я подумал, что, возможно, говорю с этим человеком в последний раз, и высунулся в коридор, чтобы взглянуть на него.
Громила сидел, склонившись над рюмками. Брови его выпятились и нависли над переносицей, как у гориллы.
— Прислушивайтесь, — сказал я. — Если станет холодно, советую бежать.
Федор ничего не ответил.
— Можно, я эту куртку надену? — спросил я.
Мира чуть заметно кивнула.
— Возьми фонарик, — сказал я.
— Фонарик, аптечка, монтировка… — Мира говорила сама с собой, похлопала по сумке. — Все, что может понадобиться.
— Давай, понесу, — сказал я.
— Несите. — Девушка без колебаний отдала мне сумку и отвернулась. Она не стала рассыпаться в благодарностях за то, что я решил пойти с ней, и я не почувствовал, что ее отношение ко мне хоть чуть-чуть потеплело, но ее недостижимая красота заставила меня не обращать на это внимание.
— Осторожно, — предупредил я, когда Мира повернула защелку.