— А вы все ждите здесь.
— Штрауд, на нем, конечно, смирительная рубашка, но не забывайте, что зубы-то" у него еще остались, — запротестовал Натан и протянул ему свой пистолет. — Вот возьмите-ка.
— Он мне не потребуется, — отказался Штрауд. Перкинс, в свою очередь, отважно предложил сопровождать его в палату.
— Нет, я войду один.
Кендра Клайн на все это сказала:
— Может, это не он, а вы сошли с ума, Штрауд.
— Может, и так, — не стал спорить он. Штрауд протиснулся в узкую щель приоткрытой двери и осторожно прикрыл ее за собой, остальные столпились у окна. Почувствовав присутствие постороннего, Вишневски проворно перекатился с одного бока на другой и сел на стопке матрасов, заменявшей ему кровать. Штрауд обратил внимание, что в палате почти нет металлических предметов, а те, без которых обойтись оказалось невозможным, были обтянуты пухлой мягкой обивкой. Завидев Штрауда, Вишневски склонил голову к плечу и подозрительно прищурился.
— Это я, доктор Вишневски, — обратился он к сумасшедшему.
— Эшруад, — выдохнул Вишневски. — Ты… Ты жив? Штрауд был изумлен и поражен тем фактом, что Виш говорил спокойно и внятно, как любой нормальный человек, но тем не менее назвал его тем же именем, что и до него употреблял демон.
— Да нет же, меня зовут…
— Штрауд… да, Э-эйб… Эйб Штрауд.
— А вас, сэр?
— Вишневски… Но все называют меня Виш.
— Вы помните, что с вами произошло, доктор Вишневски?
— Нет… Проснулся вот здесь… А эти мерзавцы обращаются со мной как со слабоумным. Придушить бы их всех! — Он вскочил на ноги и бросился к двери, за стеклом которой маячили лица наблюдавших за ними людей. — Мне до смерти надоело, что со мной обращаются как с мухой в банке, слышите, вы там!
Не дождавшись ответа, Вишневски с неожиданной силой пнул дверь и презрительно бросил:
— Просто негодяи!
— А это помните? — спросил Штрауд. Вишневски, туго спеленутый смирительной рубашкой, неуклюже опустился на колени и заглянул в коробку с костями, где лежал также свиток пергамента, вынесенный с корабля Леонардом.
— О, Господи!.. Ну, да, конечно… мы… мы были на корабле!
— Правильно, — подбодрил его Штрауд. — А дальше?
— А когда вернулись… Вышли на поверхность… Шел дождь… Вокруг нас стал подниматься зловонный туман…
— А еще что-нибудь помните?
— Больше ничего… кроме… кроме дезинфекции…
— А после нее?
— Леонарда унесли на носилках.
— Еще что?
— Вы… Вы упали.
— Точно.
— Больше ничего не помню.
— А кирку?
— Какую кирку?
— Вы подобрали кирку… Вишневски покачал головой.
— Нет, этого я не помню.
— Занесли ее надо мной…
— Да что вы, Эйб! Ничего такого не помню. Штрауд попробовал зайти с другой стороны.
— Доктор Вишневски!
— Слушаю вас.
— Почему вы назвали меня Эшруадом? Вишневски смотрел на Штрауда непонимающими глазами.
— Неужели? Эшруадом, вы говорите?
— Что означает это имя, вы знаете?
— Я… Мне нужно посмотреть… в книгах… Пойдемте ко мне в лабораторию, Штрауд… Вы… вы можете вывести меня отсюда?
Штрауд начал развязывать на нем смирительную рубаху. За дверью поднялся встревоженный шум и суета. Штрауд же опасался, что Вишневски — или сидевший в нем демон — попытается убить своего освободителя, и тогда собравшиеся за дверью ворвутся в палату и впопыхах убьют Вишневски. Штрауд даже поежился от мысли, что жизнь этого человека сейчас у него в руках. Он ломал голову, как избавить Вишневски от заклятья дьявольского корабля.
— Доктор Вишневски, — воззвал он, — вы должны собрать все силы, чтобы одолеть эту… штуку. Соберите все силы до последнего и боритесь, черт бы вас побрал!
— Что я и делал! Боже, как я боролся, Штрауд. Все это время здесь, в полном одиночестве, поговорить даже не с кем… Пустота, ничего, кроме звука собственного голоса! Если вы оставите меня здесь, я действительно сойду с ума, клянусь вам, Штрауд!
Штрауд распустил последнюю завязку на смирительной рубашке, и заломленные за спину руки Вишневски бессильно повисли вдоль тела. Вишневски не сводил глаз с коробки.
— И кроме того, Штрауд, у нас с вами столько работы, не будем терять времени!
— Вот теперь вы дело говорите, доктор, — одобрил его Штрауд.
— Леонард… Что с Леонардом?
— Боюсь, что нам придется обходиться без него, Виш.
Вишневски скорбно уронил голову и, помолчав, тихо проговорил:
— Славный был человек…
— Да нет, он просто в коме, доктор, — поправил его Штрауд.
— Все равно, что смерть для такого человека. По ведь вы… вы же вышли из комы, Штрауд! Может, еще есть надежда?
— Надежда умирает последней, сэр.
— Ладно, Штрауд… Выведите меня отсюда!
— Для того и пришел.
Былая улыбка тронула губы Вишневски, но сквозила в ней непривычная печаль и усталость.
— К тому же я чертовски проголодался, — признался Виш.