Нашествие с севера

Они уже почти настигли нелюдя, когда тот обернулся к ним вполне человеческим бородатым пропитым лицом и сказал с неподдельной обидой в голосе:

— Вы совсем не чтите обычаи. Вы всё перепутали — это оборотни должны охотиться на людей, а не люди на оборотней. — Он уставился на Элла Гордога, и в его глазах разгорелся зловещий красный огнь

Элл отвел взгляд, почувствовав, как вечный холод и мрак пытается вползти в его душу, и вновь опоясал оборотня плетью. До противника уже дошло, что просто так скрыться ему не удастся, и он бросился на Элла, мгновенно отрастив клыки и костяную чешую, но было уже поздно — Герант, скакавший впереди своего отряда, уже оказался рядом. Он соскочил с коня и, обежав вокруг оборотня, очертил посохом кольцо. Теперь оборотню предстояло либо оставаться на месте, либо сгореть заживо, пытаясь переступить черту, оставленную посохом Первого Святителя. Вскоре его тело уже билось мелкой дрожью, опутанное прочной сетью, которая нашлась в пожитках запасливого мастера Клёна.

Эрл Бранборг в одиночестве сидел у жаркого костра на толстом сосновом бревне. Чуть поодаль за его спиной стояли стражники, опасаясь даже малейшим шорохом побеспокоить своего лорда. А из соседнего шатра время от времени раздавались нечеловеческие вопли, способные устрашить кого угодно, и неразборчивые голоса. Юм, заслышав дикие крики за пол-лиги, отправился посмотреть, что же там происходит, и обнаружил отца, безмолвно сидящего неподалеку от шатра, сотрясаемого воплями. Стражники не решились остановить его, хотя лорд настрого приказал всем относиться к Юму как к простому сотнику и на время похода забыть, чей он сын.

— Мой лорд, что там происходит? — спросил Юм, указывая рукой на шатер.

— Там оборотень, — ответил Эрл, приглашая сына присесть рядом. — Его поймали вскоре после заката и теперь пытают серебром.

— А можно мне посмотреть? — спросил Юм, рассматривая пламя костра.

— Нет, сын, нельзя, — ответил лорд тихо, но твердо. — Я не хочу, чтобы ты смотрел на пытку. Пусть даже там пытают не человека, а порождение Тьмы.

Вопли в шатре стихли, полог откинулся, и оттуда вышел Герант с серебряным прутом в руке. Он подошел к костру и, склонившись над ухом лорда, негромко сказал:

— Мне кажется, он готов говорить…

Эрл поднялся с бревна и, взяв сына за плечи, сказал:

— До рассвета уже не долго, а переход будет нелегкий. Иди спать — это приказ.

Он направился вслед за Герантом, а Юм, подождав, пока они скроются в шатре, пошел исполнять приказание своего лорда.

Посреди шатра горел огонь, и дым, поднимавшийся вверх, выходил через отверстие в куполе. Оно же притягивало к себе дым нескольких факелов, горящих непривычно ярко. Видимо, Сольвей добавила в горючую смолу что-то, делающее пламя похожим на дневной свет. Оборотень сидел, забившись в угол большой клетки, которую мастеровые сладили для него из осиновых кольев. Сквозь прутья на нелюдя в упор смотрели Сольвей и Олф, а рядом стояли два Служителя с длинными серебряными щупами в руках.

— Ты хотел нам что-то сказать, — напомнил оборотню Герант, подойдя вплотную к клетке.

На мохнатом теле чудовища возникла человеческая голова с потухшими глазами и горестно искривленной линией рта. Нелюдь обвел всех мутным взором и вдруг неожиданно писклявым голосом проверещал:

— А пусть добрые людишки накроют мою чудную клеточку черным покрывальцем, а то я заболею и умру у вас на глазах, и вам будет стыдно за то, что сгубили меня, такого беззащитного…

Один из служителей просунул в клетку щуп, и оборотень, умолкнув, метнулся в противоположный угол клетки, мелко задрожал и, стуча клыками, проскулил:

— Ну, правда, прикройте, а… А то мне и так говорить трудно. Челюсти сводит.

Герант посмотрел на Сольвей, Сольвей глянула на Олфа, и тот, ни слова не говоря, собрал четыре из семи факелов и загасил их в лохани с водой.

— А теперь говори, кто ты такой, откуда взялся, кто твой хозяин, — потребовал Герант, как бы невзначай положив конец серебряного прута на край клетки.

Оборотень посмотрел на него затравленно, и вдруг в глазах его вспыхнули красные огни.

— Неймется ему! — крикнул Олф и метнул нож, пригвоздивший плечо оборотня к осиновому пруту. Нелюдь взвыл и дернулся, отодрав плечо от дерева, но нож, поблескивая серебряной рукоятью, продолжал торчать из зарослей шерсти. Оборотень попытался вырвать и его, но тут же отдернул обожженную лапу.

— Эй, — позвал он Олфа. — Вынь ножичек-то свой. Не мучь меня так, а то Великий Морох тебя покарает. — Он выставил плечо вперед так, чтобы Олфу было удобнее дотянуться до рукояти, и начал скулить, как обыкновенная собака, побитая хозяином. Начальник стражи выдернул кинжал и отер его о шерсть оборотня.

— Какую вещь из-за тебя испоганил, — с тяжким вздохом сказал он и швырнул нож в костер.

— Я всё оплачу, только жизни не лишайте! — пискнул оборотень и целиком принял человеческое обличье. — И всё вам расскажу, что могу, конечно, чем смогу…