Нашествие теней (Светоносец - 1)

Уртред и его спутники спускались, к сердцу пирамиды не менее получаса по сырой лестнице, крутыми витками уходящей вниз. Уртреду казалось, что они теперь уже ниже Города Мертвых.

Ступени были широкие и сравнительно низкие, а по косым стенам тянулись фрески, замеченные Уртредом еще в самом начале пути вниз. Там живопись была сильно повреждена сыростью, но здесь находилась в лучшем, состоянии. Заметны стали золотые надписи над картинами - в верхней части лестницы они совсем осыпались. Золото приятно поблескивало при свете факелов. Уртреду хотелось остановиться и рассмотреть эти надписи поближе, но тут Сереш вскинул руку: ступени внезапно кончились, и путники вышли на ровную площадку, от которой отходило несколько коридоров.

- Погребальная палата должна быть где-то близко, - понизив голос, сказала Аланда.

- И пора бы - не то мы дойдем до самого центра земли, - ответил Сереш. Уртред тем временем изучал золотые буквы над фресками.

- Это Язык Огня, - сказала из-за его плеча Таласса, подошедшая так близко, что Уртред ощутил на затылке ее легкое дыхание.

- Да, - пробормотал он, уставясь на фреску. Она знала древний язык! Это, впрочем, не столь уж удивительно - она могла выучиться ему от Аланды еще в детстве. Но Язык Огня был известен очень немногим, и это опять-таки выделяло Талассу из общего ряда. Уртред сосредоточил свое внимание на поблекшей росписи - фрески делились на множество огромных картин, последняя из которых представляла Маризиана в виде сурового старца. На сотне предыдущих картин, как заметил Уртред, изображалась жизнь Маризиана, начиная от его прибытия к утесам Тралла: возведение города, где великаны таскали глыбы тесаного камня, а гномы врывались глубоко под землю, созидая дворцы и храмы; ниже Маризиан вручал обе священные книги первым жрецам Ре и Исса. Там он был изображен еще сравнительно молодым человеком, но на этой последней фреске предстал белым как лунь и дряхлым. Маризиан состарился, как и все смертные, только вместо десятилетий у него на это ушли века.

Кроме возраста Маризиана, на фресках менялся и цвет солнца. В ранних сценах оно светило на лазурном небе ярко, будто яичный желток, а в более поздних, как и во внешнем мире, меркло и блекло; поля сохли и бурели. Ветви деревьев никли, плоды увядали на них, и все было исполнено глубокой грусти. Уртред дивился этому: ведь люди начали замечать, что солнце угасает, лишь пятьсот лет назад, а не в то время, когда писались эти картины. Неужто Маризиан знал, какая участь постигнет мир после его кончины, и предсказал это на фресках своей гробницы.

На последней картине старец сидел у окна где-то городе, быть может, в разрушенной ныне цитадели: оттуда открывался вид на болотистую равнину и зубчатую гряду Огненных Гор, показанных в неумелой перспективе. Однако Маризиан смотрел не на этот вид, а в зеркальце, которое держал в руке, и это зеркальце, повернутое к зрителю, не отражало его черт и было совершенно пустым.

Уртред подошел поближе. В зеркале что-то шевелилось! Оно было не нарисованным, а настоящим. В поблекшей за много веков амальгаме отражались он и Таласса: красавица и демон.

- Что это значит? - прошептала Таласса.

Уртред прищурился, стараясь разобрать в полумраке надпись над картиной, и начал читать вслух, без труда переводя с древнего языка:

Солнце старится в небе,

Как старюсь и я в моей башне.

Ищу в зеркалах я правды

Нахожу лишь ложь и тщеславье.

Я украл самого себя,

И не будет мне исцеленья.

Ты, искатель, сюда пришедший,

Был испытан огнем и камнем

Так пройди испытанье правдой.

Ибо правда одна вернет нам

Былую пропавшую правду.

- Не очень-то вразумительно, - фыркнул Сереш.

- Так и задумано, - сказала Аланда, устремляясь по коридору с фонарем.

- Тут сказано о третьем испытании, - заметила Таласса.

Фуртал, до сих пор молчавший, задумчиво произнес:

- Мы уже разгадали пару загадок, а теперь нам предстоит самая трудная.

- В чем же она? - спросил Уртред. Глаза старого лютниста странно белели в мерцающем свете факелов.

- Говорят, что солнце начало угасать, когда Маризиан пришел к нам с севера.

- Да, так говорят, но это стали замечать лишь пятьсот лет назад, в то время как император затворился от света в Валеде. Однако на фресках мир уже предстает умирающим, а они были написаны тысячи лет назад - как это объяснить?

- Маризиан принес в наши края Жизнь и Смерть: Ре и Исса. Прежде, в Золотой Век, они были нераздельны. Маризиан разделил человека с природой, и они стали врагами. А вслед за этим брат восстал на брата, сын на отца, и весь мир раскололся на два враждующих лагеря.

- Если все так и совершилось, то лишь по вине жрецов Исса. - Кровь бросилась Уртреду в лицо: Маризиан был великим законоучителем, и никто не смеет осуждать его поступки.

- То, что я говорю, правда - не к этому ли призывает нас сам Маризиан? - мягко ответил Фуртал.

- Но это ересь! Маризиан дал нам Книгу Света!

- И Книгу Червя.