Тиберий поручил своим ученым мужам, как повествует Плутарх, разъяснить значение этого таинственного явления. Однако драматические последствия смерти великого Пана так и остались неразгаданной тайной. И спустя почти две тысячи лет, когда все остальные олимпийские боги уже давно исчезли и превратились в сказочных героев, христианская церковь еще долго и безрезультатно билась над разгадкой этой тайны.
Но тот, кто проводит свое время среди безлюдных горных лугов, где только травы да пасущиеся стада, и предается там своим мечтам, тот знает, что великий Пан, виновник всем известного «панического ужаса» и изобретатель сладкопевной, вырезанной из тростника «флейты Пана», вовсе не умер. Старый «козий бог» — это олицетворение вольной, необузданной природы. Он будет жить, пока останутся еще безлюдные равнины и глушь, не знающая фабричных труб и машин…
Становление собачьей «личности»
Как и всякий щенок, Шуфтерле, этот веселый, резвый песик, принадлежащий фрау Пардаутц, появился на свет не сразу со всем багажом знаний, положенным ему по его собачьей родословной: с готовым страхом перед лошадиными упряжками, ненавистью к почтальонам и многими другими атрибутами. Его маленькой душонке предстояло еще долгое развитие, прежде чем из беспомощного слепого существа, владеющего только обонянием и осязанием, вырастет самоуверенная четвероногая «личность», с достоинством метящая все углы своими пахучими метками.
Потому что Шуфтерле и на самом деле, подобно всем новорожденным щенятам, в первые дни своей жизни был лишен каких бы то ни было вкусовых ощущений: он соглашался пить из рожка все, что ему предлагали, лишь бы оно было жидким, включая горький чай и рисовый отвар. Даже слуха у этого маленького народца, так уютно копошащегося под теплым брюшком своей матери, еще нет — все, как один, глухие. Когда их хозяин совсем рядом с ними ударял молотком по железной двери, они и ухом не поводили, не вздрагивали даже! И так до двухнедельного возраста. И тот, кто воображает, что Шуфтерле на десятый день, когда у него прорезались его мутные синие глазки, увидел наконец белый свет, тот глубоко заблуждается. Ничего он не увидел. Можно держать перед самым его носом все, что угодно, — блестящие предметы, зеркало, он не будет провожать их глазами, не проявит к ним ни малейшего интереса. И так примерно до девятнадцати дней. Даже в возрасте одного месяца он видит только то, что движется, а не стоит на месте; и только в два месяца начинает узнавать предметы, находящиеся от него на расстоянии более двадцати метров.
Как видите, новорожденные щенята не очень-то много что умеют. Вот, правда, запахи они способны различать сразу. Потому что щенок, лишенный обоняния, не в состоянии найти материнских сосцов. Более того, такие неполноценные щенята несколько позже, став уже зрячими, начинают заглатывать землю и фекалии вместо мяса. Их приходится искусственно вскармливать.
Однако в первую неделю своей собачьей жизни Шуфтерле обнюхивает только брюхо своей матери и шерсть своих собратьев. Несколько позже его маленький носик начинает интересоваться посторонними запахами, такими, как запах пола вокруг подстилки; лишь достигнув возраста четырех недель, он начинает обнюхивать материнский рот, рты своих братьев и сестер, а через пару дней и руки хозяина.
Помимо умения нюхать, новорожденный щенок, как и всякий новорожденный беби, умеет, разумеется, пить, вернее, сосать. Потому что умение лакать приходит значительно позже, позже даже, чем умение есть.
В возрасте двадцати трех дней от роду Шуфтерле впервые стоит, навострив ушки, возле матери, когда она ест из своей миски. А то, что мама при этом злобно рычит, на Шуфтерле не производит ни малейшего впечатления. В тридцать дней он уже пробует угоститься из маминой миски, но только одиннадцать дней спустя он научается лакать. А еще через десять начинает злобно отгонять от своей миски других.