Наши гости

Пусть хоть что говорят, но я не думаю, что на свете может быть что-нибудь слаще сна. Правда, вкусных вещей много. И поесть вкусно приятно. И пить вкусные напитки тоже. И играть с ребятами очень даже неплохое дело. Но все равно слаще всего — сон. Потому что можно обойтись и без еды и без игр. А вот без сна — никак нельзя. В этом я сам убедился. В прошлом году я упал с урюкового дерева и сломал ногу. Доктор сказал, что мне придется лежать в больнице столько дней, сколько мне лет. Выходило, по одному дню на год. На первый взгляд кажется: подумаешь, один день в год. Но это легко сказать. А я подсчитал, и получилась целая неделя, да еще с половиной. И плюс еще один день. Я подумал, что ошибся, и стал пересчитывать. Для верности считал, загибая пальцы. Но, сколько ни считал, счет не менялся. Вот тогда я и понял, как много прожил на свете. И зачем нужно было жить столько? Было бы мне шесть или семь лет, тогда бы пришлось полежать всего неделю. Но теперь уже поздно сожалеть. Когда твою ногу до колена заковывают в гипс, да еще и подвешивают ее, куда ты денешься? Будешь лежать как миленький. Вот я и лежал с подвешенной ногой на узенькой больничной кровати. Не очень-то веселое занятие! А тут еще бородатая медсестра. Подойдет и ворчит: «Надо было хорошо вести себя, тогда не пришлось бы лежать в больнице. Выдумал с ветки на ветку прыгать! Разве ты обезьяна?»

Мне кажется, правильно говорят, если у женщины растет борода, она очень злая. У медсестры на подбородке, правда, торчит всего один волосок. Ну и что, что один, все равно ведь это борода. Когда сестра, склонившись над тобой, начинает сердито ворчать, кажется, что этот волосок вот-вот вонзится тебе в глаз. А рассердиться ей ничего не стоит. Лежишь, например, и чувствуешь: то бок зачесался, то спина. Не утерпишь же, если чешется. А она сразу начинает кричать: «Что ты чешешься, словно с собакой спишь!» Или кровать заскрипит, и опять раздается ее голос: «Ты что вертишься, как юла!» А если тебе становится тоскливо и ты вдруг засвистишь, то она и вовсе готова растерзать тебя. Сидит у входа в палату, вяжет что-то, но тут бросит все свои дела и подскочит к тебе: «Ты что, забыл, где находишься? Здесь тебе не баня, чтобы свистеть…»

Да ладно, теперь все это позади. Нога давно зажила, и меня выписали из больницы. Я опять могу бегать и прыгать и даже на деревья взбираться. Я бы, наверное, и не вспомнил про больницу, но просто хотел сказать, что можно обойтись без игр. И без еды можно обойтись. Не верите? Однажды к нам в гости приехала моя тетя. Как обычно, она привезла гостинцы. Развязала завязанный в большой узел платок. А там в маленьких узелках и горох, и кишмиш без косточек, и миндаль. Мама только попробовала понемногу от всех гостинцев, а остальное разделила между нами. Старший брат Кервен тогда еще не был солдатом. Он учился не то в шестом, не то в седьмом классе. И сестра Тазегуль тогда еще не была такой взрослой, как сейчас. Только-только начинала косички заплетать. Они торчали в разные стороны, как мышиные хвостики. Теперь совсем другое дело, теперь она взрослая девушка с двумя толстыми косами на груди. При виде гостей смущается, а когда мы с ней одни, важная такая, словно большой начальник. Но тогда и Кервен и Та-зегуль были просто школьниками. А я и вовсе был совсем маленьким, ни в каком классе не учился. Увязался было за братом и сестрой в школу, даже старый букварь Тазегуль взял с собой, а учительница погладила меня по голове и сказала: «Приходи в будущем году». Так я и вернулся с букварем домой. Дома скучно, особенно если нету ребят. И я очень обрадовался приезду тети. Только когда мама стала делить гостинцы, мне досталось меньше, чем Кервену и Тазегуль. Может, и не меньше, но мне так показалось. Я обиделся. Кервен и Тазегуль закричали: «На обиженных воду возят!» — и быстренько съели мою долю. А мама, вместо того чтобы отругать их, меня же и упрекнула:

— Ах ты жадина! Вот и сиди без угощения!

Я еще больше разобиделся.

— Не надо мне никаких гостинцев! — закричал я. — Я совсем не буду есть… И десять дней, и тысячу дней буду ходить голодным…

— Ходи, ходи! — засмеялась мама.

Я чуть не заплакал, но слово свое сдержал. Только один раз, спрятавшись, выпил воды из кумгана[1], а так в тот день ни крохи во рту не было… Вот видите, оказывается, можно и без еды прожить. А вот попробуйте обойтись без сна. Я, например, не могу. Уж сладок больно сон. И особенно утренний. Просыпаться-то я просыпаюсь, но вставать не хочется. «Еще немножечко посплю. Еще чуть-чуть…» — и лежу в полудреме. Потом приходит мама, и все кончается тем, что она откидывает мое одеяло: «Завтра же перенесу твою кровать на солнечную сторону шалаша, посмотрим тогда, как ты будешь валяться! Солнце припечет, быстро поднимешься!»