Наши люди в Шанхае

Та шубка, что я намерила вчера, или какая-либо другая. Не важно. Хватать первую попавшуюся, когда в шанхайских магазинах такой богатый выбор, я, должна заметить, не собиралась.

Я открыла сумку, достала кошелек и пересчитала деньги. Проверила на месте ли кредитная карточка. Вдруг мне не хватит наличных?

Нет смысла экономить, покупая дешевку. Согласитесь, скупой платит дважды.

Заметалась было по номеру в поисках карты города, потом махнула рукой.

Авось не заблужусь! Дорогу приблизительно знаю… Из отеля налево и прямиком по Пекин Роуд, потом поворот… То ли налево, то ли направо…

Спрошу у кого-нибудь.

У Алсуфьева, например.

Действительно, зачем мне спрашивать у других, если Алсуфьев помнит дорогу. Точно помнит. Я уверена. У него память лучше моей.

Решено, пойдем с ним вместе, и он мне все покажет. Он и тот магазин, в котором я шубку примеряла, наверняка запомнил.

Чего ему сиднем сидеть в номере, меня дожидаючись? Пусть лучше по магазинам со мной пройдется.

И мне хорошо, и ему польза, между прочим. Когда он еще в Шанхай попадет — неизвестно. А так какие-никакие, а новые впечатления. Новые наблюдения! Он же психолог. Ему все пригодится.

К тому же Алсуфьеву вовсе не помешает позаботиться о своем гардеробе. Должен же он его когда-то пополнять. Кто ему купит ботинки, кроме него самого? Ботинки, рубашки, костюмы, трусы, носовые платки, наконец! Все эти предметы имеет одно общее свойство — снашиваться.

Глядишь, Алсуфьев, со мной гуляючи, себе чего-нибудь полезного и прикупит. Я ведь буду заходить и в мужские отделы тоже.

Нельзя прожить всю жизнь, витая в облаках.

Я вышла из номера и нос к носу столкнулась с Алсуфьевым. Оказалось, что у него с утра телеконференция с коллегами из Петербурга.

Надо же? Зря только переживала. Он же вчера при мне договаривался на ресепшен. Совсем запамятовала.

Поражаюсь. Есть же люди настойчивые. Настойчивые и нетерпеливые! Неужто им так неймется?

Мы ведь завтра уже возвращаемся. Неужели коллеги Алсуфьева не в состоянии дождаться, когда он сам приедет и все расскажет? Нет, надо обязательно испортить человеку отдых.

Впрочем, мне же лучше! Алсуфьев и магазины — две вещи несовместимые.

А так, он при деле, я при деле, и все довольны.

Мы поднялись на лифте в ресторан. За панорамными окнами видимость была нулевая. Мне показалось, что туман стал еще гуще.

— Кошмар какой, — посетовала я Сергею.

— Ничего не поделаешь, Наташечка, — согласно покивал он. — Седьмой закон подлости!

— Седьмой?

— Ну, да. Как только соберешься на прогулку, погода начинает портиться.

— Действительно. Я тоже заметила, что в выходные дни погода, как правило, гораздо хуже, чем в будни.

— Вот, видишь, Наташечка, — захихикал Алсуфьев, — Я же говорил, что ты умница. Ты только что сформулировала девятнадцатый закон подлости. Э-э-э… Прошу прощения, не девятнадцатый, а двадцатый. Да, — лучась от самодовольства, сказал он, — пожалуй, это уже будет двадцатый.

— Двадцатый? Почему двадцатый, Сережа, я тебя умоляю? Ничего себе, двадцатый закон подлости! Их у тебя уже двадцать?!

— Совершенно верно — двадцать. Причем девятнадцатый я сформулировал только на днях, если быть точным, в последний день нашего пребывания в Пекине, когда попал в пробку по дороге из университета в отель: «Когда едешь в пробке, соседний ряд всегда движется быстрее. А на встречной полосе вообще не бывает заторов».

— Да уж. А первый?

— Ну, первый! Наташечка! Первый закон подлости — это, ясное дело, «закон бутерброда».

— Бутерброд всегда падает маслом вниз?

— Именно, Наташечка. Именно! — Алсуфьев так развеселился, что не донес до рта свой недоеденный бутерброд. Уронил.

Блямс! Тост из белого хлеба, обильно намазанный маслом и джемом, упал, естественно, намазанной стороной вниз.

— Прощу прощения, — смутился мой приятель.

— Ничего страшного, — я отлепила злополучный бутерброд от стола и вытерла бумажной салфеткой жирное клейкое пятно с белой накрахмаленной скатерти. — С кем не бывает! Сейчас я другой сделаю. Тебе с каким джемом? С вишневым?

— Нет! — Алсуфьев схватился за нож. — Спасибо, Наташечка, я сам, — он потянулся за тостом и влез рукавом пиджака в свою собственную тарелку.

— Сережа! — запоздало крикнула я.

— Что и следовало доказать, — уныло сказал он, счищая прилипшую к рукаву яичную скорлупу. — «Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается» — четвертый закон подлости!

— Четвертый? Почему сразу четвертый? А где же второй? — Меня не так-то легко сбить с толку.

— Все, что начинается хорошо, кончается плохо. Все, что начинается плохо, кончается еще хуже, — торжественно провозгласил Алсуфьев.

— Кошмар какой, — вздохнула я, протягивая ему намазанный тост.

— Спасибо, Наташечка. А третий…

— Все. Хватит, Сережа, я тебя умоляю. Хватит с меня и того, что я слышала. Я и так на пределе, а тебя послушать, так шансов нет! Вся жизнь состоит из законов подлости. Как ни крути, обязательно, во что-нибудь вляпаешься. — Я протянула ему салфетку. — Вытрись. Испачкался.

— Ты, правда, так думаешь?

— Вон, на локте пятно от масла!