«Впрочем (на основании Иоан. XVIII, 36), будучи ни к чему земному, ни к самой жизни здешней не привязан, лишение временных благ я не почитаю большим уроном, и зная, что к блаженству истинному призываются более бедные, нищие и труждающие, нежели счастливцы и любимцы мира, я, по милости Господней, переношу горестное мое положение с твердостью и терпением, какими немногие похвалиться могут, будучи твердо уверен, что если Господу моему угодно будет уделить мне что-нибудь и от временных Его благ, то, как сердце царево в руце Божией, Господь внушит царю и другие обо мне мысли, и тогда окружающие монарха, как теперь не могут подать мне руку помощи в моем страдании, не в состоянии будут воспрепятствовать моему благополучию, которым я хочу обязан быть токмо Богу и государю. Господь до сих пор меня не оставляет, может быть, и государь когда-нибудь обратится ко мне с милостью. Ежели же им это не угодно, я готов все переносить и терпеть по гроб без ропота. Ваше же сиятельство покорнейше прошу сестру мою, которую и вы нашли и христианскою и смиренною, с прочими остающимися там моими домашними, принять под ваше покровительство и не допустить отягчить еще их участь высылкой из квартиры; ибо я, оставаясь в нищенском положении, ни там, ни здесь устроить благосостояние их еще не могу, лишен будучи даже способов руками своими доставать себе пропитание; ибо мне не в портные и сапожники, или не в столяры уже идти; а мое ремесло здесь ни для кого не надобно».
В Симбирске Лабзин был встречен весьма радушно бывшими масонами. Здесь прежде была масонская ложа «Ключ к добродетели», великим мастером который был кн.Баратаев, приходившийся с родни Лабзину. Бывшие масоны встретили его с большим уважением, старались предупредить его желания, но, раздраженный несчастием и больной, сам Лабзин смотрел на них с недоверием, подозрительностью и принимал их не особенно ласково. Так, когда губернский почтмейстер Лазаревич, желая истинно быть ему полезным, предложил получать на его имя письма и писать через него, то Лабзин заподозрил в этом дурной умысел. — «Если вам, батюшка, — сказал он Лазаревичу, — угодно быть надо мной шпионом, вам никто не мешает».
Лазаревич не оскорбился таким ответом, да и вообще, — говорит М.А.Дмитриев [375], — «надобно отдать справедливость тогдашним жителям Симбирска, они терпеливо переносили первоначальную раздражительность изгнанника и добились его искренней признательности и искреннего чувства дружества. Они берегли его, как больного ребенка, как бедную душу, оскорбленную судьбою, и много помогали ему, но так искусно, что он и сам никогда не догадывался».
В Симбирске Лабзин прожил не долго и 59-ти лет от рождения скончался 26 января 1825 года. Он похоронен в Покровском монастыре, настоятелем которого был его приятель, архимандрит Серафим. На могиле его поставлен крест из дикого камня и на нем помещены вырезанные на бронзовой дощечке стихи M.А.Дмитриева, приведенные нами в конце предыдущей главы.