Наши павшие нас не оставят в беде. Со Второй Мировой – на Первую Звездную!

– Порядок. Выждите три минуты, и на следующий рывок.

Сердце мое бешено колотится. Мы с Брюннером чувствуем себя паршиво, ведь мы можем лишь наблюдать, как парни пытаются выбраться из этого кошмара, не вправе вмешаться в случае их столкновения с чужаками. Но вместе с тем мы ответственны за их безопасность. От напряжения Курт слегка барабанит по прикладу винтовки кончиками пальцев. Цыкаю на него, и он прекращает.

Если сейчас парням удастся пробежать еще немного по открытому участку, они доберутся до безопасного места, скроются из поля зрения чужаков.

– Выходим, – слышится голос Дронова.

Мысленно желаю им удачи.

Еще один рывок. Они почти преодолевают опасный отрезок, когда темное небо пронзает резкая вспышка – словно мимо пронеслась горящая огнем молния. В том месте, где только что находились ребята, раздается страшный, оглушительный взрыв. Обломки камня летят во все стороны, улицу заволакивает дымом. Успеваю отследить траекторию вспышки и смотрю, откуда произведен выстрел.

В проеме окна на уровне восьмого этажа полуразрушенного здания напротив меня мелькает фигура чужака. Кричу что есть силы:

– Командир!

Ответа нет. Сквозь дым пока ничего не видно, и мы с Брюннером с напряжением смотрим, ожидая, что он вот-вот рассеется.

– Командир!

В эфире полная тишина. Неужели все они погибли?! Я не знаю, что предпринять. Чужак еще на своем месте, и мы легко можем снять его. Позиция у нас удачная, сверху отлично видна его голова. Хватаю винтовку, прицеливаюсь, готовый отстрелить твари башку, как вдруг через помехи доносится голос Дронова:

– Мы в порядке.

– Что у вас?

– Успели укрыться. Только Кузю слегка зацепило.

Дым рассеивается, и я вижу, что ребята залегли за грудой камней и балок. С тринадцатого этажа они напоминают муравьев. Преодолели они больше половины расстояния, но теперь, находясь в секторе обстрела, и двинуться не могут. Этот гад в здании крепко держит их на мушке.

Совершенно ясно, что долго им там не пролежать. Еще пара выстрелов из смертоносного оружия чужака, и парням конец. Странно, однако, что чужаки в конце улицы против обыкновения остаются на месте, словно их это не касается. Может, посчитали, что противник не представляет большой угрозы и для его устранения хватит одного засранца в здании? Ответа у меня нет. Сейчас важно срочно что-то предпринять, дать возможность ребятам выбраться из-за камней и добежать до угла. Они даже высунуться не могут, им нужно помочь.

– Чужак в окне здания напротив. Мы с Куртом сейчас его снимем.

– Нет! – рявкает Дронов. – Это приказ!

Чужак снова выпускает огненную молнию. Баррикада, за которой укрылись наши бойцы, разваливается на глазах. В эфире сквозь помехи слышатся крики и отборный мат.

Положение ухудшается тем, что с дальнего конца улицы в направлении группы Дронова все же выдвигаются несколько «мотоциклов» и взвод пехотинцев. Прочухались, твари!

Надо действовать, нельзя сидеть сложа руки и ждать, что все само образуется. Не образуется. Брюннер тоже явно пребывает в сомнении, но немецкая выдержка и привычка четко выполнять приказы командования останавливают его от безрассудных поступков.

И вдруг мне в голову закрадываются крамольные мысли. А что, собственно говоря, Дрын мне сделает? Отдаст под трибунал? Так это меня не особо пугает. Я уже прошел через все круги ада, и не по одному разу. Да меня уже убивали, что мне этот трибунал. К тому же, чтобы Дрыну отдать меня под трибунал, ему для начала выжить нужно. И я ему в этом должен помочь.

Риск есть. Никогда нельзя недооценивать противника. Если твари засекут нас, нам крышка. Но спокойно наблюдать, как убивают моих товарищей, я тоже не намерен. Чтобы меня не услышал Дрын, молча показываю пальцами Брюннеру, что попробую снять стрелка. Тот машет руками, как бы говоря: «Ты с ума сошел? А приказ Дронова?» В ответ я указываю ему в сторону лестницы: «Спускайся и отходи».

Брюннер понимает, что я предлагаю ему убраться. В том случае, если меня подстрелят, он останется и в одиночку продолжит наблюдение. Курт отрицательно качает головой, а затем кивает в сторону стрелка, и по старой привычке сгибает указательный палец, как бы нажимая на невидимый спусковой крючок снайперки. Что ж, немец в очередной раз показывает себя с хорошей стороны.

Готовлюсь к выстрелу. Чужак на мушке, мне отлично виден его шлем. С такого расстояния могу снять его, одновременно танцуя гопак. На винтовке есть функция «самозахвата цели», но я ею никогда не пользуюсь, обычно доверяясь своему глазу и руке. Навожу прицел на чужака и говорю Дронову:

– Приготовьтесь к броску.

Он сразу понимает мои намерения и вскипает:

– Что ты там, твою мать, затеял?!

– Леша, не балуй! – вторит ему Вонючка.

– Чагин, немедленно прекратить!

Не обращая внимания на матюки и угрозы, которыми осыпает меня Дронов, прикрываю один глаз и говорю, глядя в оптику:

– На счет два. На секунду в эфире повисает тишина. – Ать… Два…

Нажимаю на спусковую кнопку, чужак дергается и исчезает в проеме. Брюннер, тем временем наблюдавший за остальными чужаками, сообщает мне:

– Нас не заметили.

Я вызываю Дронова:

– Командир! – Нет ответа.