Наши павшие нас не оставят в беде. Со Второй Мировой – на Первую Звездную!

Я чувствовал, что весь взмок, спина была липкой от пота, сердце бешено колотилось. Наконец мне удалось смахнуть один из катеров. Тот спикировал вниз и плюхнулся на горящие обломки базы. Еще одна победа! Но радовался я рано. В следующую секунду оставшиеся два катера превратили машину Ежи в пылающий факел.

– Нееееееет! – закричал я, но уже ничего нельзя было исправить.

Парень горел заживо в своем катере, его отчаянные крики раздавались в эфире. Хотелось зажать уши руками, чтобы не слышать леденящих душу воплей. Бедный Ежи, добрый и улыбчивый парень, погибал на моих глазах. Мы успели стать хорошими друзьями. Ненадолго, как оказалось…

На войне нельзя привязываться к людям. Каждый день кто-то погибает, и чем крепче дружба, тем сильнее смерть товарища ранит сердце, оставляя незаживающие шрамы. Самым простым способом было абстрагироваться от всего. Но как это сделать? Если у человека есть душа, он не может спокойно смотреть на гибель друга, иначе он просто не человек.

Катер Ежи превратился в огненную комету, на землю упали догорающие обломки. Меня обуяла такая злоба, что я готов был рвать чужаков зубами. Зарычав от переполнявшей ненависти, я рванул машину, направив ее на убийц друга.

Мои глаза застилала пелена, я бездумно жал на шутер, даже не ловя цель. Не знаю как, но обоих гадов мне удалось скинуть с неба. Я отомстил, только успокоения это не принесло. Совсем рядом проскочил катер Степана.

– Получили, твари! – услышал я его голос в динамике.

Видимо, мы вместе разделались с тварями, убившими Ежи. Кто именно подбил врага – я, он или мы вместе, – было непонятно. Да и неважно.

Голова кружилась, меня подташнивало. Ситуация становилась еще более хреновой. У нас оставалось всего три катера, включая мой. Три из двенадцати! Девять погибших, считая немецкого труса, который для меня тоже уже был покойником. Я, Степан и немецкий летчик Гельмут Кляйн из второй эскадрильи.

На хвосте у нас висело с десяток вражеских машин. Ясно, что нам с ними не справиться, тут к гадалке не ходи. Шансов у нас никаких. Я принял командование на себя и приказал уходить. Запросил у диспетчера поддержку. Мне ее обещали прислать и сообщили координаты, где будут нас встречать. Если туда дотянем…

Мы улепетывали. А что еще оставалось делать? Если честно, то я уже не надеялся спастись, слишком быстроходными были вражеские машины, к тому же на каждого нашего пилота приходилось по меньшей мере три чужака. Три к одному – только дурак поставил бы на нас. Не скажу, что я совсем отчаялся, но нервы были натянуты, как струны.

Вдруг увидел на экране, как один из вражеских катеров завертелся, его охватило пламя, и он рухнул вниз. Следом за ним завалился второй, затем третий. Что за чертовщина! Неужто помощь с базы пришла так быстро? Но это невозможно, они физически не могли успеть добраться до нас. И тут в эфире раздался знакомый голос:

– Обер-лейтенант Вольфганг Шульц идет на помощь!

Вот ведь, право слово, сученыш! Выскочил неожиданно, умело зашел в тыл нашим преследователям и теперь деловито расстреливал их, будто в тире. Твари очухаться не успели, как потеряли четыре машины.

Поняв, что оказались в западне, чужаки занервничали. Мы же, не дав им опомниться, по моей команде выполнили «иммельман», потом боевой разворот, тут же оказавшись у них в хвосте, имея преимущество в высоте. Раньше мы этого сделать не могли, потому что сразу были бы расстреляны чужаками, но Шульц отвлек их на себя, дав нам необходимое время.

Ту фору, которая у нас теперь была, нужно было использовать по максимуму. Заработали наши пушки, и еще три летательных аппарата чужаков разлетелись в клочья. Ситуация изменилась. С такого расстояния мы наносили противнику максимальный урон, не давая шанса на спасение.

Оставшиеся три машины приняли правильное и единственно верное решение – разделиться и пытаться спастись поодиночке.

– Беру левого! – крикнул я ребятам и припустил за кораблем чужаков. Его явно пилотировал опытный летчик. Он понимал, что у меня все козыри, и стремился оторваться. Как переменчива судьба – теперь заяц загонял охотника. Не знаю, о чем думал инопланетный ублюдок и был ли он способен думать вообще, но мне казалось, что мы оба понимали – ему конец. Видно было по тому, как он рвал машину то в одну, то в другую сторону, мельтешил, сбивался с виражей. Я было призадумался, а не погонять ли мне его, но решил не заниматься этим дерьмом, не уподобляться тварям. Сработали пушки, и катер чужака разрезало вдоль на две половинки.

– Мой готов! Что у вас?

– Чисто! – отрапортовал Степан.

– Идем домой! – отдал я приказ и вызвал диспетчера: – База! Поддержка не нужна. Доберемся сами.

– Парни, я… – начал оправдываться Вольфганг.

– Заткнись, сука! – прошипел я. – Поговорим дома.

Глава 5

Всю дорогу до дома мы молчали. Я не знал, что думать. Паршивый фриц бросил нас в трудную минуту и, когда мы его прокляли, вернулся, чтобы вырвать из лап неминуемой смерти. Кто он – трус или герой? Вольфганг помог нам остаться живыми, и я ценил это. Но погиб Ежи, и, будь Шульц с нами, этого могло не случиться.