– Он и сегодня появится?
– Кто знает!
– Как вас зовут?
– Азира или сестра Пальмира. Смотря по тому где: в серале султана или в монастыре.
– Азира, мне кажется, я всегда вас любил... и уже терял с вами разум...
XI
Карл Великий скакал к Бретонскому побережью.
– Посмотрим, посмотрим, Агилульф де Гвильдиверн, не волнуйтесь. Если вы говорите правду, если эта женщина еще девственна, как пятнадцать лет назад, то нечего и говорить, вы по праву были посвящены в рыцари, а тот юнец хотел нас надуть. Чтобы удостовериться, я прихватил в свиту повивальную бабку, которая знает толк во всем, что касается женщин, не то что мы, солдаты...
Старушка, которую погрузили на лошадь Гурдулу, стрекотала:
– Да уж конечно, ваше величество, все будет сделано как следует, даже если родится двойня.
Она была глуха и покуда не поняла, в чем дело.
Первыми в грот входят два офицера свиты с факелами. Выходят они в смущении.
– Ваше величество, девственница лежит в объятиях молодого солдата.
Любовников выволакивают пред лицо императора.
– Софрония, ты! – кричит Агилульф. Карл велит молодому воину поднять забрало.
– Турризмунд!
Турризмунд бросается к Софронии.
– Так ты Софрония? О, моя мать!
– Вы знаете этого юношу, Софрония? – спрашивает император.
Женщина склоняет бледное лицо.
– Если это Турризмунд, я сама его вырастила, – говорит она еле слышно.
Турризмунд вскакивает в седло, кричит:
– Больше вы меня не увидите, я совершил несказанный грех кровосмешения! – И пускает коня направо, к лесу.
Агилульф тоже пришпоривает коня прочь.
– Меня вы тоже не увидите! У меня нет больше имени! Прощайте! – Он углубляется в лес по левую руку.
Все исполнены смятения. Софрония закрывает лицо руками.
Справа слышится топот копыт. Турризмунд во весь опор мчится назад из лесу. Он кричит:
– Как так? Ведь она до недавнего часа была девственна! Как я сразу об этом не подумал? Она была девственница и не может быть мне матерью!
– Соблаговолите объяснить, – говорит Карл.
– В действительности Турризмунд мне не сын, а брат, единоутробный, – ответствует Софрония. – Шотландская королева, наша мать, когда отец уже больше года был на войне, произвела его на свет после случайной встречи... кажется, со Священным орденом рыцарей Грааля. Когда король известил о своем возвращении, эта коварная тварь (я поневоле должна отзываться так о своей матери) послала меня погулять с братиком, а сама велела завести нас в дебри и бросить. А для моего отца, который должен был вот-вот прибыть, она сплела чудовищный обман: сказала, будто я, тринадцатилетняя девочка, бежала, чтобы произвести на свет незаконного ребенка. Удерживаемая ложным почтением к родителям, я никогда не выдавала материнской тайны. Годы, что я прожила с младенцем братом в вересковых пустошах, были самыми счастливыми и свободными в моей жизни, особенно по сравнению с проведенными в монастыре, куда меня заточили герцоги Корнуэльские. До сегодняшнего утра я не знала мужчины, хоть дожила до тридцати трех лет, и первая же встреча, увы, оказалась кровосмесительной...
– Разберемся спокойно, – говорит Карл Великий примирительно. – Кровосмешение, конечно, есть, но между единоутробными братом и сестрой – это грех не самый тяжкий...
– Кровосмешения нет, ваше священное величество! Взвеселись, Софрония! – восклицает Турризмунд с сияющим лицом. – Выпытывая подробности своего рождения, я узнал тайну, которую намерен был сохранить навсегда: та, кого я полагал моей матерью, то есть ты, Софрония, родилась не от шотландской королевы, ты – побочная дочь короля и жены одного фермера. Король приказал своей супруге удочерить тебя, и та, которая, как я сейчас узнал, мне была матерью, а тебе – только мачехой, повиновалась. Я понимаю теперь, отчего она, принужденная королем против воли исполнять роль твоей матери, только и ждала случая от тебя избавиться, и сделала это, приписав тебе плод своей мимолетной вины, то есть меня. А поскольку ты дочь короля шотландского и крестьянки, я же сын королевы и Священного ордена, то связаны мы не узами крови, а только союзом любви, который свободно заключен здесь несколько часов назад и, я горячо надеюсь, будет с твоего согласия упрочен.
– По-моему, все разрешается к лучшему, – говорит Карл, потирая руки. – Но поспешим разыскать нашего доблестного рыцаря Агилульфа и уверить его, что его имя и титул вне опасности.
– Я поскачу, ваше величество, – говорит, выступая вперед некий рыцарь. Это Рамбальд. Он въезжает в лес, кричит: – Ры-ы-ы-ца-а-арь! Рыцарь Агилу-у-ульф! Рыцарь де Гвильди-ве-е-ерн! Агилульф Гем Бертрандин де Гвильдиверн д’Альтро де Корбентраз-и-Сура, владетель Ближней Селимпии и Фе-е-еца-а! Все в поря-а-а-адке-е! Возвращай-а-айтесь!
Ему отвечает только эхо.