– Я шел за вами – хотел поговорить, заодно мне удалось спасти ваши оливы. Мне тут пришла в голову одна мысль. Давно я стал догадываться, что порой сам мешаю счастью других, о котором так пекусь. Я думаю покинуть Терральбу. Но при условии, что это вернет мир и покой двум людям: вашей дочери, которая вынуждена ютиться в пещере, хоть достойна королевских чертогов, и моей несчастной правой половине, которая чахнет от одиночества. Памела с виконтом должны сочетаться браком.
Памела в лесу играла с белкой, как вдруг откуда ни возьмись ее мать – будто бы за еловыми шишками.
– Памела, – говорит она ей, – пора наконец этому бродяге по прозвищу Добряк на тебе жениться.
– Ты что, сама до этого додумалась?
– Он тебя ославил на всю округу, пускай теперь женится. Он покладистый, чего ни попросишь, не откажет.
– Да кто ж это тебя надоумил?
– Помолчи, знала бы кто, поостереглась бы язык-то распускать. Злыдень собственной персоной, наш сиятельный виконт, вот кто мне это присоветовал.
– Черт побери! – Памела уронила белку на землю. – Какую еще ловушку он мне готовит?
Только Памела принялась учиться свистеть на стручке, откуда ни возьмись ее отец – будто бы по дрова.
– Памела, – говорит он ей, – хватит тебе морочить голову нашему виконту Злыдню, соглашайся, но при одном условии – пусть венчается с тобой в церкви.
– Это ты сам придумал, а может, кто помог?
– Разве тебе не хочется стать виконтессой?
– Сначала ты ответь на мой вопрос.
– Тогда слушай: советует это нам святой души человек, бродяга по прозвищу Добряк.
– Господи, да он совсем сбрендил! Ну погодите, вы у меня оба попляшете!
Проезжая на своем одре зарослями колючего кустарника, Злыдень в который раз обдумывал свой хитроумный план: если Памела выходит замуж за Добряка, перед лицом закона она становится женой Медардо ди Терральбы, то есть его самого. И тогда он вправе отобрать Памелу у соперника, тот и пикнуть не посмеет...
Но вдруг на его пути вырастает Памела и говорит:
– Виконт, я согласна, мы можем пожениться.
– Кто это «мы»?
– Мы с вами. Я перееду в замок и стану виконтессой.
Этого Злыдень никак не ожидал. «Раз так, – подумал он, – то нет никакой необходимости ломать комедию и выдавать ее замуж за мою левую половину, я женюсь на ней сам, и дело с концом».
– Согласен, – ответил виконт.
– Тогда сговоритесь с моим отцом.
Вскоре Памела встречает Добряка на муле.
– Медардо, – говорит она, – делать нечего, я в тебя влюбилась, и, если хочешь моего счастья, проси моей руки.
Бедняга, который ради ее же блага решился на такую жертву, застыл с раскрытым ртом. «Но если она почитает за счастье выйти за меня, не могу же я заставить ее выйти за другого», – подумал он и ответил:
– Дорогая, я тотчас же начну готовиться к свадьбе.
– Но прошу тебя – сговорись с моей матерью.
Как только стало известно, что Памела выходит замуж, вся Терральба переполошилась. Кто говорил, что она выходит за одного Медардо, кто – за другого. А ее родители, словно нарочно, вносили еще большую путаницу. Конечно, для чего замок надраивали и украшали, если не для свадебного торжества? Виконт сшил себе черный бархатный костюм с огромным буфом на рукаве и еще одним на штанине. Но и бродяга щеголял в заштопанном носке, а мула своего выскреб до блеска. На всякий случай в церкви начистили все подсвечники.
Памела объявила, что до начала торжеств останется в лесу. Она возилась с приданым, и я бегал по ее поручениям. Памела сшила себе белое платье с длиннющим шлейфом, фату, сплела венок и пояс из стебельков лаванды. А из остатков материи она смастерила подвенечные платья для козочки и для уточки и бегала вместе с ними по лесу, пока фата не разорвалась в клочья о ветки, а шлейф не подмел все лесные тропинки и не собрал всего лесного мусора.
Только ночью в канун свадьбы Памела была задумчива и даже немного встревожена. Она сидела на холмике, поросшем зеленой травой, укрыв шлейфом ноги и подперев рукой голову со съехавшим набок лавандовым венком, вздыхала и смотрела на окружавшие ее леса.
Я оставался при ней безотлучно – нам с Исайей, который, однако, до сих пор носа не казал, поручили быть дружками невесты.
– Ты за кого выходишь замуж, Памела? – спросил я ее.
– Понятия не имею, – вздохнула она, – и что-то меня ждет, радость или беда?
А из чащи доносился то гортанный выкрик, то протяжный вздох. Женихи, закутанные в черные плащи, в предсвадебном томлении блуждали по лесным оврагам, один – на тощем коне, другой – на облезлом муле, и стенали, вздыхали, предаваясь тревожным думам. Конь скакал по обрывам и кручам, мул карабкался по склонам и косогорам, но ни разу всадники не встретились друг с другом.
А на рассвете конь на полном скаку сорвался в овраг, и Злыдень опоздал к свадьбе. Мул, наоборот, трусил тихо, да лихо, и Добряк точно ко времени поспел в церковь, как раз вместе с невестой, за которой мы с Исайей несли шлейф: Исайя, правда, упирался изо всех сил и все норовил на нем прокатиться.