Наши трёхъязычные дети

Смотрели книжку «Кто что делает» (очередная переводная от Диснея; кстати, очень неприятная картинка в начале: в дождь и снег люди идут на работу – сам художник наверняка дома работает…). А потом просматривали ещё раз быстро и отвечали на мой вопрос, какая работа нравится. «Романтические» профессии вроде пожарника или полицейского, вопреки ожиданиям, интереса не возбудили (при том, что пожарная машина всегда вызывает восторг). Аня сказала, что быть врачом хорошо. Алек захотел быть строителем, точнее, работать с машиной, которая возит и выдаёт цемент. Первая реакция на картинку была: «Это я!» – показал на машину с шофёром! Однако чинить машины он, опять-таки против ожиданий, не захотел. Аня хотела бы стать таксистом. Алек – работать на железной дороге. А также стать пилотом (Аня тоже об этом). Оба не против выращивать овощи (как у дедушки на даче). Алек хотел бы печь торты и пирожные; Аня готова есть их. Почему-то не соблазнила профессия художника. Наконец, Алек «увлёкся» добычей угля (картинка содержательная – срез: машины на земле и люди с тачками под землей), я разубеждала: тяжёлая работа… И ещё заинтересовался… уборкой мусора (каюсь, и тут высказалась против: мусор дурно пахнет). Оба обещали помогать мне по хозяйству.

Играли в разбойника и полицейских. Разбойниками были папа, я, потом Аня, Алек был «жертвой». Всплыли обескураживающие факты: Алек не смог описать «преступника»! Был он высокий? Да. («Разбойник» кричит из укрытия: «Нет!») Во что одет? В штаники? в платье? Алек не знает. (Аня из укрытия: «Платье!») И цвет платья не назвал, заявил с неуверенной интонацией: «Чёрный». (Аня кричит: «Красный! Красный!» – и добавляет: «С собаком!») В общем, спрятавшийся разбойник сам себя описал…

В чём тут дело? В плохой памяти, недостатке внимания? Не только; он ведь и пол разбойника не назвал! («Был разбойник мальчиком?» Алек с готовностью: «Да!» Аня, спрятавшаяся в другой комнате: «Нет! Я был девочкой!»)

В тот же день, когда играли «в слова» (вспоминали для вещей, на которые указывала, названия по-русски и / или по-немецки), Алек на просьбу назвать цвет занавески (на которую я показала), ответил (неверно) «orange». На предложение вспомнить, что за занавеской, задумчиво произнес: «White… blau-white» («уточнил», когда заметил, что я удивилась). Отодвинули занавеску – поправился: «Зелёный» (о юкке). 1) Похоже, он всё-таки забывает слова, 2) неужели он понимает меньше, чем мы думаем? 3) возможно, он соображает медленнее, чем требует заданный темп вопросов; 4) к вопросу о медлительности: мне кажется, перед занавеской я показывала оранжевую кукольную юбку и просила назвать цвет, – т. е., может быть, сын называет цвет следующего предмета по инерции; 5) а может, он называет первое, что в голову приходит, в надежде, что случайно «попадёт в точку»… В любом случае, его словарный запас не так велик, как хотелось бы, значения слов не точны – они, похоже, проясняются для него из контекста; вот оно, поверхностное знание языка, BISC (в Алековом случае ещё и без беглости)?.. И мы теперь уже не можем сдаться, отступить, сократить число языков до минимума!

Аня, заплаканная, прибегает к М. жаловаться, что Алек отнял собаку-далматинца. М. предлагает поменять собаку на фисташки. Аня, держась за руку М., находит Алека, запинаясь, объясняется с ним: «Du…du… du gibst mir собака, und ich gebe dir your pistachios».

Анины песенки:

Ich bin das kleine R"aubchen
Und nehme alles weg.
Jetzt bin ich eingesperrt
Und ich bin hier alleine.

Дальше ритм сбился:

Ich glaube nicht, dass ich eingesperrt
Und weine nicht.

И ещё:

Ich bin der kleine Robot
Ich singe "uber dobot (?),
Ich nehme alles weg.

«Это маленькая песенка» (в смысле: короткая).

Алек провинился – попробовали разыграть появление «полицейских». Даже не столько ради наказания, сколько ради «театра».

Вопрос Алека: что такое «когда»? Глубокий вопрос… Потому, что я Аню поправляла (не «если я ем…», а «когда я ем…»)?

И тут же – снова непонятное. Остался дома (точнее, вместе отвели Аню в садик, зашли к директрисе, сходили в магазин и после того «приземлились» дома) – в течение дня раза 4 спросил, где Аня. Я, удивлённая, поинтересовалась в ответ: «Ты разве не помнишь, как мы её отвели в садик? Помнишь, где мы сегодня утром были?» Алек не помнит. Я: «В цирке?» – «Да». – «Нет, я там не была. Хорошо, а кто там с тобой ещё был?» – «Николь, Сибилла, Хельга». И опять истории о том, что видел в цирке, с новыми подробностями: клоун, который зажигал огонь, – не «палочки», а «колесо»… Что всё сие значит? Где тут граница между игрой, фантазированием и сбоем памяти?..

Ругала Алека за постыдный эпизод в садике – Алек растерянно, по-русски: «Что?» И это при «сильном» немецком, который вроде бы должен включаться в минуту волнения!