Наши в космосе

– Программа вечера. Конкурс на лучший эротический танец. Жюри - команда корабля. Победительнице предоставляется право открыть следующий номер - конкурс стриптиза. Затем - групповой эротический танец, завершающийся групповым стриптизом. Последний номер концертной программы - показательный лесбийский акт в трех вариантах.

– По окончании, - продолжила, выпорхнув вперед рыженькая Надя. - перерыв на ужин. Непосредственно после которого - переход к физической близости в произвольных комбинациях - парных и групповых - по желанию клиентов. Начинаем! - выкрикнула было она, но тут Вера сообразила поинтересоваться:

– Вопросы есть?

Она предварительно совсем выключила музыку, все трое замерли, и слова прозвучали в полнейшей тишине, нарушаемой лишь тяжелым дыханием «клиентов».

Мы всякого ожидали, но это было чуточку слишком. Перебор. Димка, по-моему, просто проглотил язык, я весь напрягся и уже был готов бежать за наручниками, чтобы тут же и вязать этих куртизанок, стиснув зубы и закрыв глаза. Только Кеша Моськин рассудительно и мудро произнес:

– Многовато что-то. Для одного вечера - многовато.

– Ой, ребята! - Люба растерянно оглянулась на подружек. - А иначе мы не успеем. Мы же только на две ночи к вам, а завтра еще лекция запланирована по половой культуре и по истории эротического искусства…

И вдруг брюнетка Вера хлопнула себя ладонью по лбу. Жест прямо скажем, далеко не эротический.

– Так это «Парус коммунизма»?! - выдохнула она, как пассажир, проснувшийся на своей станции, когда поезд уже трогается и отходит. - Елки зеленые!

Она торопливо извлекла откуда-то многократно сложенную командировку и сверилась со штампами. Мы-то ведь ничего ей не ответили - так и сидели как пришибленные, в рот воды набрав. Только Кеша с нескрываемым ужасом выдавил из себя:

– Что, перепутали корабль?!

– Н-нет, то есть да. Перепутали, но к вам мы тоже должны, только не сегодня, и программа другая… Или как раз сегодня? Девочки, кто помнит, я что-то совсем запуталась…

В этот момент мы окончательно перестали понимать происходящее.

– Так это, значит, доперестроечный корабль?! - непонятно вопросила Надя сильно дрожащим голосом. И трудно было сказать наверняка, отчего он дрожит - от страха или от радости.

– Вот именно, - сурово произнесла Вера. - Сверхдальний рейс. Старт - четыре года назад по земному календарю. Правильно я говорю, ребята?

И они все трое как-то неправдоподобно сконфузились и чуть ли не прикрываться начали своими развратными тряпками, словно оказались вдруг на людной улице или - того хуже - в каком-нибудь пуританском чопорном колледже.

– Вы уж нас извините, ребята, - говорила Вера, запинаясь от неловкости, - ради Бога извините. Для вас действительно разработана совсем не эта программа. Начинать надо как раз с лекции. И форма одежды…

– Да ладно! - вдруг залихватски ответил наш дважды капитан. - Лекций мы уже без вас наслушались. Валяйте! Как задумали, так и делайте. Возвращаться - плохая примета.

– Что, правда? - девочки стояли в нерешительности.

Кеша, разумеется, поддержал это безответственное предложение:

– А в чем проблема, девочки? Мы, дальники, ко всему приучены. И к черту в пекло совались, и по закордонью лазили. У нас, чай, и не такое бывало!

Вот тут он врал. То есть, разумеется, не такое у нас бывало. А вот такого не было еще ни разу. И потому пришлось вмешаться мне.

– Минуточку! У нас на корабле правило вето. И я прошу общего внимания. Лекция не лекция, но я хочу услышать хоть пару слов о назначении этой вашей службы, о том, кому она подчиняется, ну и вообще, изложите пожалуйста, всю формальную сторону дела. Вопрос понятен?

– Эдик, а ты крутой парень! - прокомментировала блондинка.

– Тихо, Любаня, - одернула ее Вера. - Законный вопрос. Итак, мальчики. За последние три года в Советском Союзе кое-что изменилось. Вы при ком улетали?

– При Муравьедове-Звездном, - сказал Кеша.

– Да какой, к черту, Муравьедов-Звездный? Я же не про министра спрашиваю, а про генсека. Вы при Грешневе улетали?

– Естественно.

– Ну вот. А сегодня у нас - уже три года, кстати - Бардачёв.

– Не может быть! - ахнул Димка. - Помер старик Грешнев? Жалко… А ведь улетали - он мне лично руку пожал. Еле ходил уже, а руку жал крепко, по-настоящему…

– Димка, не отвлекай девушек, - прервал я его. - Так и что же Бардачёв?

– Бардачёв начал перестройку.

– Это еще что такое? - спросил я.

И тогда они затарахтели бодро, звонко, выкрикивая наперебой заученные лозунги:

– Перестройка - это революция!

– Перестройка - это демократизация, гласность, хозрасчет и высокая половая культура!

– Больше демократии! Больше социализма! Больше секса!

– Перестройку каждый начинает с себя!

– КПСС - вдохновитель и организатор перестройки!

– Ленин! Партия! Бар-да-чёв!

– Перестройка - это восстановление ленинских норм во всем, в том числе и…

– Ну ладно, хватит, устало махнул рукой Димка. - это нам все знакомо.

– Все да не все, - поправил я его. - Есть несколько новых интересных слов. Похоже, пока мы тут летали, в стране изменилось не кое-что, а практически все.