Наши в космосе (Сборник юмористической фантастики)

И Удалов, не жалея времени, подробно изложил Кавалии Чух события, которые имели место на планете, одурманенной ее искусством.

Кавалия Чух слушала, затаив дыхание. Она была так растрогана рассказом Корнелия, что прослезилась и только минут через десять смогла взять себя в руки и заявить:

— Я сегодня же, немедленно, откладываю все дела и лечу на ту планету. Вы мне открыли глаза, Корнелий Иванович! Как только я могла так заблуждаться в людях? В благодарность за такое теплое отношение я готова петь там двое суток подряд…

— Ни в коем случае! — прервал ее Удалов. — Именно этого делать вам не следует. Они же вообще переселятся в прошлое! Поймите же, что планета находится на краю гибели!

— А что же делать?

— Вы должны поступить иначе. Я предлагаю вам объехать по очереди все их крупнейшие города и спеть на стадионе в каждом из них. И взять с них слово, что они перестанут ездить в прошлое, а будут заниматься своими текущими делами и терпеливо ждать, когда вы приедете к ним собственной персоной.

— Хорошо, вы правы, — тут же согласилась великая певица.

В этот момент объявили посадку на космический лайнер, который должен был отвезти Удалова домой, и он тепло попрощался с певицей, тут же побежавшей к кассе, чтобы взять билет в другую сторону.

— Погодите!

Удалов вырвал листок из записной книжки и написал на нем адрес Артура. Догнав певицу, он передал ей листок с адресом и сказал:

— Дорогая Кавалия, если у вас выдастся свободная минутка, слетайте, будьте добры, на эту планету. Там у вас тоже есть верные ценители. Кроме того, планета только что пережила тяжелую и длительную войну, и ее обитатели очень тянутся к настоящему искусству.

Певица поцеловала Корнелия в щеку и на прощание подарила ему свою объемную фотографию с трогательной надписью.

А еще через два дня посадочный катер незаметно приземлился в лесу на окраине Великого Гусляра.

Было раннее дождливое утро. С елей осыпались холодные брызги. Из травы торчали оранжевые шапки подосиновиков. Вслед за Удаловым на траву спустили изумрудную статую, и катер улетел.

Идти было трудно. Удалов волочил за собой статую по земле и чуть не надорвался. Ему удалось дотащить ее только до городского парка.

«Ну что ж, — рассудил он, — значит, здесь ей и место». Он остановился у детской площадки с качелями, гигантскими шагами и теремком, развернул драгоценную реликвию и взгромоздил ее на пустой постамент, где раньше стояла гипсовая девушка с веслом. Под голубым рассветным освещением статуя мерцала, словно сотканная из теплой тропической ночи.

Все. Дела сделаны. Отпуск прошел удачно, поучительно и интересно.

— Это я сделал, это я сказал, это я предупредил… — произнес вслух Удалов, вспоминая свои обязательства перед Галактикой. Теперь оставалось лишь спрятать куда-нибудь подальше фотографию великой певицы Кавалии Чух, чтобы жена Ксения чего не подумала, и предупредить сына Максимку, чтобы не отдавал ребятам на дворе Искатель Разума для всяческих детских конструкторских затей.

Удалов бросил последний взгляд на статую.

Статуя улыбалась загадочной неземной улыбкой.

— Я пошел домой, — сказал Удалов статуе. — До свидания.

Владимир Хлумов КУЛПОВСКИЙ МЕМОРАНДУМ

Честно говоря, поначалу я даже не мог представить — каким образом мне удалось попасть на закрытое заседание столь ответственной комиссии. Я ехал с работы. Обычный маршрут — пешком, метро, автобус… Стоп — до автобуса дело не дошло. Метро, очень длинный пролет, потом вроде моя станция, светлое фойе… Я вышел (почему-то один). После, как во сне, как-то вдруг, очутился в круглом конференц-зале. Черт, — еще подумал я, — метро и конференц-зал, похоже на сон. Именно я сразу подумал про сон. Заснул, думаю, наверное в метро. Работа у меня ночная, астрономическая. Не высыпаюсь. Но тут сообразил — раз я думаю, что это сон, так, значит, точно не сон… Но вскоре я перестал мучиться сомнениями. Мое внимание полностью переключилось на происходящее вокруг.

Я сразу понял, что это конференц-зал, хотя по форме и не обычный. Но все остальное было точно, как в нашем институте — плотно составленные ряды кресел (так что не пройти), огромная черная доска в дубовой раме, залатанная в нескольких местах, носившая следы отчаянной борьбы докладчиков с непишущим мелом. В общем, все довольно обычно. Все — кроме докладчика и слушателей. Вот это были лица! Собственно, лиц-то и не было, по крайней мере не у всех. В зале сидело — чуть не сказал человек — штук сорок каких-то существ, очевидно, внеземного происхождения. Многообразие форм говорило о собрании каких-нибудь галактических наций (в чем я незамедлительно убедился). Был и президиум. За огромным столом, покрытым чем-то зеленым, кроме председателя, который отождествлялся по огромному гонгу, стоявшему напротив, восседали двое членов президиума, похожих на доисторических саблезубых тигров, как их рисуют в палеонтологических музеях.