Наши в ТАССе

– Не хгм, а именно! Каждый из нас – ходячий ТАСС! И я, и ты, и все протчие-такие граждане – ходячие тассовцы! Ты думаешь, ты стал тассовцем, только когда переступил на Тверском порог ТАССа? Н-нет! Ты стал тассовцем, когда только заговорил в своей ссыльной заполярной Ковде! Все мы таскаем друг дружке свои новости. Чем каждый из нас не ходячая кроха ТАСС?

– Занятно… И что вы притащили на сей раз?

– Печальную весть. Меня выперли с деньрожки! И высочайше отказали Её Превосходительство от жесточайшей ебилейной сексдуэли!..

– Как же это случилось?

– И не спрашивай… Никифырч, ты б хотел лишний разок забесплатно полюбоваться человеком без мозгов?

– А разве есть такие?

Он тоскливо подолбил ватным кулачком себя в грудь:

– В нашем хозяйстве водются… Любуйся пока без платы. Ну будь мозги, разве б я выкинул такой перепляс? Это ж надо не иметь совсем никаких мозгов, чтоб на видах дочуни – зоркого и бдительного агента моей Кириллицы – тискать в магазине принародно чужую старую клюшку? Ну какой леший-красноплеший подкусил меня на эту глупую авантюру?

– Ну… Для дела же… Производственная необходимость… Хотели примерить на клюшке размер шапочек для близнецов.[124] Всё пока простительно. Хотели купить эти шапочки в подарок своей юбилярше точно по размеру. И примерили чтоб не ошибиться. Какая тут особая крамола?

– Дочуня тут же доложила ей об этом моём магазинном выбрыке, и моя горькая Кирилловна из этой пустой шалости сделала сверхособый вывод! Для неё ж старался! А она этого не понимэ… Наотруб! И её я не виню. Вся вина на мне! Про таких долбонавтов даже стишки шлёпают. Вот таковецкеие:

Таял я наподобие воска,
Но увидел шедевр – и какой!
Черепная коробка. Без мозга!
Я узнал её. Снимок был мой!

Это про меня! Я себя узнал. Я б сам о себе накрутил бы такой же стишок. Только вот Женюра Лыткин меня обогнал. Молодчук! А я…

– Не убивайтесь так сильно… Кирилловна когда-нибудь вас поймёт.

– Что мне когда-нибудь поймёт?! А она сегодня высочайше отлучила меня от праздничной ебилейной ламбады!

– Не отчаивайтесь. Ебилеи тем и хороши, что они уходят и снова приходят. Остаётся терпеливо ждать…

– И я о том же стучу, – кисло покивал он головой. – Слушай уж дальше мою горькую песнь… В полдень я уже сиял у своей Лидушки. Она оторопела:

– Ты зачем припёрся, колбасный чёрт?!

– Ка-ак зачем? На гульбарий… На наш фестиваль радости!

– Как ты думаешь, ты тут очень нужен?

– Очень! Очень в квадрате!

– Ты тут нужен, как гинеколог телеграфному столбу! Не больше! Разворачивайся и гэть отсюда, козелино! Только, как говорят наши детки, ЗабВО![125]

– С каких шишек должен я уйти? Да никуда я не пойду! Я пришёл на своё! Тут моя доля! Свиная голова… Пять пачек пельменей… Юридицки имею полное право!

Я таки уболтал Лидуню, вырвал себе угловое местечко за столом. В тоске махнул четыре стаканища и ушатался к себе. Вот и весь праздник… Весь!..

Он долго просидел в каменном молчании на диване и под гитару в грусти жалобно запел:

– Любовь прошла, завяли помидоры,
Сожрал картошку колорадский жук.
Отколосились хлебные просторы,
И сразу пожелтел зелёный лук.
Любовь прошла, потрескались арбузы,
И на корню клубника погнила.
Не вызрели початки кукурузы,
И вишня до плодов не дожила…

– Вот такой мой безутешный плач души «Любовь ушла», – сказал он, положив гитару на диван.

– Куда ушла? – брякнул я.

– В неизвестность… Эх, Никфырч… «Жизнь прошла мимо. Но на секунду сегодня вернулась и отвесила мне подзатыльник». Собственная жена – пускай мы и в разводе! – зажилила супружеский должок! В такой день… Самая большая потеря человечества на сегодня – торжественное покрытие дорогой ебилейши не состоялось… Исторический факт! И всё же я выдержал марку порядочного товарища… Не стал силой брать свою сладкую Бастилию. А ка-ак горел зуб! Жестоко взломать богатый лохматый сейф[126] и никаких дебатов в кулуарах! Но… Славь Бога, удержал себя. Как же она влипла мне в душу… День рождения… Насиловать в такой праздник свою жену, с которой развёлся… Никакой же прокурор не поймёт… Да и не такой уж я оторва половой гангстер… Любовь с криком[127] не мой конёк… А всё горе вот где… Своей Лидоне я нужен, как лысому вшегонялка…[128] Ну… Н-ничего… Ничего… Отступая, лев приседает, чтобы прыгнуть дальше… Главное, с перепоя не перепрыгнуть горячий сладкий объект… Уж я постараюсь не мазнуть… Гордо залижем раны на бедном сердце. Я своего никогда не потеряю. Просто отложу на энный срок. За такую вздрочку она ещё распишется собственной рукой в получении… Подай-то, Боже, время!.. А на перспективоньку… Если она умрёт раньше меня – поставлю памятник: злая бройлерша[129] на метр стоит над землёй с раскрытым, лающим ртом. В руке мешочек с ядом. Мешочек с кулак. Хватит отравить всё Бусиново.