— Да, да… Эти стихи и я знаю. Это изъ «Горя отъ ума». Какъ только пріѣдемъ на русскую границу, сейчасъ на станціи выпью б-б-большую рюмку простой русской водки… — протянулъ Николай Ивановичъ.
— Ну, вотъ… У тебя только и на умѣ, что водка!
— Душенька, да вѣдь вспомни, сколько времени я съ ней не видался-то! Только въ Женевѣ и удалось попользоваться одинъ разъ, но за то вспомни, сколько содрали-то за нее!
— А я, какъ пріѣду на русскую станцію, сейчасъ чаю себѣ спрошу, — сказала Глафира Семеновна и прибавила:- Знаешь, я о чѣмъ русскомъ заграницей соскучилась? Ты вотъ о водкѣ, а я о баранкахъ. Ужасти какъ баранокъ хочется! Я объ нихъ всюду вспоминала, какъ садилась чай пить, а въ Женевѣ такъ даже во снѣ видѣла.
А мелкій дождь такъ и моросилъ. Плакали оконныя стекла вагоновъ, виды дѣлались все непригляднѣе и непригляднѣе. Прежняя воздѣланность земли постепенно исчезала, вездѣ виднѣлась глина и песокъ, пустыри попадались все чаще и чаще. Пассажиры изъ поѣзда исчезали и ихъ оказалось уже только полтора-два десятка, когда поѣздъ подъѣзжалъ въ послѣдней австрійской станціи. Часу въ восьмомъ кондукторъ отобралъ послѣдніе билеты изъ книжки прямого сообщенія.
— Скоро пріѣдемъ? — спросилъ его Николай Ивановичъ по-русски.
Кондукторъ понялъ вопросъ и отвѣчалъ по-нѣмецки:
— Nach zmölf Minuten.
— Черезъ двѣнадцать минутъ? Ну, слава Богу! А за то, что ты понялъ по-русски — вотъ тебѣ на чай, — и Николай Ивановичъ на радостяхъ отдалъ ему послѣдніе свои пфенниги въ видѣ нѣсколькихъ монетъ.
Но вотъ и поѣздъ сталъ убавлять ходъ. Ѣхали совсѣмъ тихо между цѣлыми рядами вагоновъ, стоявшихъ на запасныхъ путяхъ. Бродили рабочіе по запаснымъ путямъ. Не взирая на дождь, Николай Ивановичъ отворилъ окно и, высунувшись изъ него, съ нетерпѣніемъ смотрѣлъ по направленію къ русской границѣ. Вдругъ какой-то рабочій громко выругался по-русски, упомянувъ крѣпкое слово. Николай Ивановичъ вздрогнулъ.
— Глаша! Русскіе ужъ! Русскіе мужики! По-русски ругаются! — воскликнулъ онъ и торжественно црибавилъ:- Здѣсь русскій духъ, здѣсь Русью пахнетъ.
Еще минута. Послышался скрипъ и стукъ тормазовъ, и поѣздъ остановился.
— Пріѣхали на русскую границу? Ну, слава Богу! — произнесла Глафира Семеновна и перекрестилась.
Перекрестился широкимъ крестомъ и Николай Ивановичъ.
Русскій говоръ уже слышался въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Виднѣлись два столба: одинъ съ австрійскимъ гербомъ, другой съ русскимъ. Вбѣжалъ въ вагонъ носильщикъ и забралъ вещи супруговъ. Супруги вышли изъ вагона и пошли по платформѣ. Вотъ и станціонное зало. У дверей стоялъ бравый русскій жандармъ и отбиралъ паспорты.
— Русскій человѣкъ! Настоящій русскій! Голубчикъ! — воскликнулъ Николай Ивановичъ и отъ полноты чувствъ обнялъ жандарма.
1890