Наши за границей

– Вот что, голубчик, нельзя ли нам что‑нибудь а‑ля рюсс, поаппетитнее, – сказал ему Николай Иванович по-русски. – Понимаешь, что‑нибудь повкуснее.

– Да, господине, – отвечал кельнер, подвигая ему карту, и оказалось, что, кроме этих двух слов да счета до десяти, кельнер ничего не знает по‑русски.

Николай Иванович тотчас же отпихнул от себя карту.

– Да что ты мне карту‑то суешь! Карта немецкая, надо ее читать, и все равно не поймешь, а ты дай нам четыре порции чего‑нибудь хорошенького. Две для мадам и две для меня. Первое – рыбки, второе – мясо. Понял?

– Миасо? Да, господине…

– Фиш и флейш, но нихт кальт, – прибавила Глафира Семеновна, сразу же усомнившаяся в знании кельнером русского языка.

Кельнер оживился и побежал исполнять требуемое.

Была подана осетрина, запеченная как‑то в молоке и яйцах с картофелем, был подан винершницель из телятины с гарниром. Порции были огромные, приготовлено было вкусно, и супруги остались всем довольны.

– Вот это я понимаю, вот это еда, и порции не как в Париже, не на воробьиный аппетит, а на человечий, – говорил Николай Иванович, запивая ужин прекрасным венским пивом. – Ты, Глаша, мороженого не хочешь ли?

– Да, пожалуй, съела бы…

– Вот и отлично. Кушай, кушай… откармливайся после Парижа‑то. Потребуй себе грушу с виноградом. Здесь не съешь, так дома, ложась спать, скушаешь.

Глафира Семеновна съела и мороженого, и грушу, и винограду, а вторую грушу отложила, чтобы взять домой про запас.

– Главное, что хорошо, так это то, что видишь, что ешь. Осетрина – еда знакомая, – говорила она. – И ведь не угораздило его подать к осетрине улиток каких‑нибудь, а подал осетрину с картофелем.

– Довольна, стало быть?

– Очень довольна. И пиво какое прекрасное…

– Ну, вот и отлично. Вену видели, всем можем рассказать, что были в Вене; стало быть, завтра, ежели хочешь, то можем отправиться и в русские палестины.

– Завтра, завтра. О доме я уж и так стосковалась.

– Да и меня сильно тянет. Ну ее, эту заграницу! Как приеду домой, сейчас первым делом в баню! Шутка ли, сколько времени не был.

Расплатившись за ужин и дав щедро кельнеру на чай, супруги вышли из ресторана. Еврейчик ждал их на подъезде около экипажа.

– А! Явленное чудо! Все еще здесь! – воскликнул Николай Иванович при виде еврейчика, но на этот раз уже без неудовольствия и даже потрепал еврейчика по плечу.

Еврейчик радостно улыбнулся и стал подсаживать супругов в экипаж.

– Nach Hause? – спросил он, вскакивая на козлы.

– Да, да… Домой. В отель, – отвечала Глафира Семеновна.

Домой еврейчик вез их уж по другим улицам и продолжал называть те места и здания, мимо которых они проезжали.

Но вот и гостиница.

– Комбьян? – спросил Николай Иванович, выходя из экипажа, и хотел рассчитаться с извозчиком, но еврейчик опять не дал ему этого сделать, сказав «потом», и повел наших героев по лестнице гостиницы, привел их к самой их комнате, отворил даже дверь комнаты ключом, раскланялся, пожелал супругам покойной ночи и только тогда исчез.

Комиссионеры

На другой день поутру, когда супруги пили кофе и чай, хотя и без самовара, но с достаточным количеством запасного кипятку в мельхиоровых кувшинах с крышками, в комнату их постучался еврейчик. Он вошел, раскланялся и заговорил по‑немецки:

– Не будет ли каких поручений от господина и мадам? Театральные билеты, модные товары, сигары, вино…

И тут он мгновенно вытащил из кармана афишки, адреса магазинов и ловко разложил все это перед супругами на столе, продолжая бормотать и мешая немецкую речь с французскою и польскою.

– Ничего, брат, не надо, ничего… Все кончено… – замахал руками Николай Иванович. – Сегодня едем в Петербург.

– Ну партон суаре а Петерсбург… – перевела Глафира Семеновна.

Еврейчик даже выпучил глаза.

– Как сегодня? В таком городе, как Вена, и вы не хотите остаться даже на три дня! – воскликнул он. – Да вы, мадам, делаете себе убыток. Вы можете купить здесь много, очень много хороших товаров по самым дешевым ценам. Я бы мог рекомендовать вам такое венгерское вино, за которое вам нужно заплатить в России втрое дороже. Да вот не угодно ли попробовать, всего два гульдена за бутылку.

Еврейчик вытащил из кармана миниатюрную пробную бутылочку, быстро откупорил ее случившимся при нем штопором, вылил в стакан и поднес его Николаю Ивановичу, говоря: «Пробуйте, пробуйте».

– Ничего мне не надо. Баста. Абенд фарен, – отрезал Николай Иванович, отстраняя от себя стакан.

Еврейчик стал доказывать по‑немецки, что вечером ехать нельзя, что вечером идет неприятный тяжелый поезд, что в нем прямо до границы без пересадки доехать нельзя.

– Um Gottes Willen! Зачем себя беспокоить, лучше останьтесь до завтрашнего утреннего поезда. Этот поезд скорый, и вы будете видеть красивые виды по дороге. Madame, il faut rester jusqu’a demain matin, – прибавил еврейчик по‑французски.