Наши жизни - это интересное испытание. Часть 1 (СИ)

Я проснулась. Чувствую себя почти чудесно. Кости больше не ломит. Меня мучает голод, такой, что все внутри сжимается и болит. Я стала какой-то очень большой и тяжелой. Не было времени думать о других своих ощущениях, я занялась с жадностью поглощать еду, что так вкусно пахла, зазывая на завтрак. Только спустя некоторое время я поняла, что все мое лицо погружаю в тушу и с радостью вырываю кусочки. Отвращение - нет. Я голодная и имею полное право - есть, глупые предубеждения, к чему размышления о судьбе бедной лани. Я хочу жить, и к судьбе еды равнодушна. Потом мне стало так хорошо и тепло. Я закрыла глаза, начала принюхиваться. Мириад новых запахов ударил в нос. Здесь были тяжелые нотки плесневелой сосны, сырость, где-то в стороне чувствовалась брусника, остальные запахи мне были неведомы. Были среди них и очень неприятные, но большинство относились к животным, которые когда-то пробегали рядом, оставили свой след. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы узнать окружающий мир. Лежа в скромном местечке и принюхиваясь, я знала, что твориться вокруг и чувствовала себя в безопасности.

Я знала, что тот монстр навещает меня. Запах был знакомым, когда он приходил, я даже не просыпалась, знала, что не убьет, тем более от нее пахло едой.

Да, это была самка. Как я это определила, не знаю. Я вообще глаза не открывала, Мне хотелось, если честно, было такое чувство, что нет смысла даже пытаться.

Я не помню, сколько времени прошло. Я спала все время. Единственное, о чем я могла думать - это запахи и как хорошо мне лежать.

Я стала чувствовать себя очень хорошо, потягивалась, растягивала ноги и руки, зевала. В моих конечностях ощущалась сила, сердце билось от незнакомых запахов. Но я должна была лежать. Что-то подсказывало, что глаза открывать еще рано.

Вот в который раз донесся тонкий запах еды, я ликовала, но не проснулась, на глаза мне опустился шершавый язык. Меня начали облизывать. Ее вибрация успокаивала, я чувствовала себя в безопасности, как ребенок. Моя "мама" скорее всего, почему-то решила, что я детеныш. Своих она наверно недавно потеряла, но материнский инстинкт, еще полностью не исчезнув, заставил ее откликнуться на мои завывания. Она спасла мне жизнь, просто потому что подумала, что я ее рода. Для этих существ это норма, для человека - спасти себе подобного невиданная доброта.

Мне становилось тесно лежать, укромное место давило со всех сторон. Мне нужно было больше еды. Я была голодна постоянно. Мысли о том, кто я меня вообще больше не волновали. Я была рада, как никогда в жизни, я была рада просто жить и наблюдать за миром из своей берлоги. Я радовалась еде, радовалась языку своей приемной мамы, теперь она больше не казалась мне большой. Еду она приносила очень часто. Иногда на ее теле были раны от рогов, я их тщательно вылизывала, и вообще мама становилась какой-то маленькой, а мне все не сиделось на месте.

И вот настал день, когда я увидела свет. Как же от него болели глаза. Мама облизала их и обрушила берлогу, беспощадно подвергая меня пытке светом. Я отказывалась вставать, и закрыла свое лицо. Пролежав так полдня, опять проголодалась, еды не было. К ночи голод стал невыносим. Глаза я открыла. Приподнялась. Недалеко лежала моя мама и поднялась, только заслышав, как я копошусь. И тут я увидела ее.

Хищное создание, дымчатого окраса, с огромными черными глазами, которые в ночи отдавали зелеными огоньками. Внешний вид мамы меня не очень интересовал, меня интересовала только ее сила и ловкость передвижений. Бесшумная поступь и острота чувств- все это выдавало опытного хищника. Я признавала за ней большой опыт охоты, и мне нужно было его перенять, если хочу поесть в ближайшие несколько часов. Единственное в чем мать мне уступала - это размер. Я была намного крупнее, сила, что таилась в моих мышцах, превосходила ее силу. Я радовалась, что наконец-то я смогу ее почувствовать, а мама отдохнет. Она очень сильно устала. На теле было много ран. Облизать их она так и не дала, в последнее время они плохо заживали и меня это беспокоило. Я чувствовала, что ей плохо, еще я знала, что это моя вина.

Переваливаясь с ноги на ногу, хотя правильнее будет с лапы на лапу, я то и дело натыкалась на какие-нибудь коряги и пни, тело меня пока плохо слушалось, шкура чесалась, я то и дело останавливалась, счесывая с себя комья дымчатой шерсти. Когда мы выбрались на открытое поле, я уже справлялась со своими конечностями, разминала их, перепрыгивала через овраги, несколько раз сорвалась, упала, мама встревожилась, тщательно меня осмотрела, но переломов не обнаружила. Она даже помогла мне соскоблить шерсть, отчего проступили черные жесткие чещуйки в сочетании с очень жестким волосом. Я не могла приобнять маму, лечь рядом, не покалечив ее. Мне так хотелось ее отблагодарить, но все, что я могла это подержать ее голосом.