— Товарищи! — мягко и негромко начала Антонина. — В решающем году пятилетки мы должны были дать промышленности миллион женщин, свободных от непроизводительного, рабского труда в домашнем хозяйстве. Нужно сказать, что наш массив, Нерыдаевка, ничего в тридцать первом году для этого не сделал, хотя бы просто потому, что только еще строился. Мы непростительно запоздали.
— План ясельных и очаговых мест по Ленинграду вас не предусматривал, — сказал кто-то толстым голосом из-за стола президиума.
— Да, — согласилась Антонина, — но нам следовало самим предусмотреть свои возможности и вытянуть весь комбинат раньше. Но не в этом дело. — Она обернулась к залу. — Наш комбинат, — говорила она, стараясь не очень вглядываться в лица (обилие слушающих пугало и смущало ее), — как видите, очень еще молод — ему всего десять месяцев от роду, но сделано уже сравнительно не очень мало.
В зале захлопали.
— Мы имеем сильный очаг, сильные ясли, — продолжала Антонина, — и можем гордиться хотя бы тем, что случаи инфекционных болезней, заразных болезней, у нас если и бывали, то никак не распространялись. Мы сейчас имеем неплохой патронаж, консультацию, наконец, развертываем сеть очагов примитивного типа, по корпусам, так как наш очаг основной уже никак не в состоянии охватить всех ребят…
В зале опять захлопали.
— Но не в этом дело, — уже громко сказала Антонина, — не об этом мне хотелось говорить. Самое важное заключается, товарищи, в том, что наш комбинат сплотил вокруг себя ядро женщин, тогда еще домашних хозяек, а нынче уже производственниц, вначале на вопросах чисто бытовых, а затем и на вещах более сложных, разъяснил им, этим бывшим домашним хозяйкам, смысл многих и многих мероприятий советской власти и партии. Вначале эта группа только активно шила нам для комбината детское белье — это, конечно, тоже очень важно, это позволило нам в срок открыть комбинат и сэкономить немалые деньги. На эту экономию мы открыли консультацию, но не это наша гордость. Чем мы гордимся? Мы гордимся тем, что эта группа актива, эта группа общественниц первая стала заниматься в кружке текущей политики, а таким образом, естественно, из пассивного отряда…
В зале захлопали так, что Антонина несколько секунд не могла говорить.
— Назовите имена, — опять сказал толстый голос из президиума.
— Да их много, — сказала Антонина улыбаясь.
— Все равно — назовите.
— Ну, хорошо.
Она подумала недолго и стала называть одно имя за другим. Каждое имя зал встречал аплодисментами. Антонина все говорила и все улыбалась.
— Теперь я должна назвать другие имена, — сказала она, — если уж все получается так торжественно. Я хочу назвать имена людей, которые ночи недосыпали перед открытием комбината…
— Себя назови, — сказал толстый голос. В зале засмеялись и захлопали.
Она назвала Сидорова, Вишнякова, Закса, Щупака.
— А теперь я вот только хочу, — сказала она в заключение, и голос ее чуть заметно дрогнул, — я хочу поздравить всех тех, кто начал работать, и пожелать им всем… — она запнулась, — ну, счастья, что ли… И заверить их, что за своих ребят они могут быть спокойны.
В зале сделалось совсем тихо.
— А также, — все больше волнуясь, продолжала Антонина, — я хочу обратиться к тем, кто еще не в нашем активе. Приходите, товарищи женщины, к нам.
Потом правлению массива от имени парткома мыловаренного завода была вынесена благодарность. Потом благодарил председатель фабкома текстильной фабрики.
— Слово предоставляется секретарю районного комитета, — сказал Сидоров, и в зале так захлопали и закричали, что Антонина не расслышала фамилии, да и не нужно было — она уже поняла, кто этот человек.
Он встал. Тяжелой, но свободной походкой подошел к трибуне, аккуратно поправил смятую Антониной скатерть и своим толстым голосом сказал:
— Вот вы тут, товарищи, выносили благодарность и все такое, очень торжественно, красиво получилось. Но ведь, дорогие товарищи, дело не в этом. А? Как вы считаете?
Он полузакрыл глаза и, как бы прислушиваясь, наклонил свою большую, немолодую уже голову вперед. Было очень тихо.
— Мне лично кажется, дорогие товарищи с мыловаренного и с «Красного текстиля», что дело не в благодарностях. Благодарностями, как говорится, сыт не будешь. Верно? Дело в конкретной помощи. Вот мне с моими товарищами приходилось здесь бывать, на этом самом комбинате, когда он еще только создавался, и позже, перед началом работы, и когда комбинат уже работал…
«Когда же он приезжал, — подумала Антонина, — почему мне никто слова не сказал?..»
— Это, товарищи, чудо, говорю я, что сделали люди здесь, — продолжал секретарь, — замечательная вещь, и благодарностями здесь не отделаться.
В зале осторожно захлопали.
— Мы, большевики, не очень любим удивляться, но Нерыдаевка — дело удивительное. Сейчас трудное время, товарищи, а горсточка коммунистов и комсомольцев и непартийных большевиков, ни разу не жалуясь на трудности, работает, и любо-дорого глядеть…
Опять захлопали.