Наши звезды. Се, творю

А значили они лишь две вещи: чтобы всерьез и надолго присосаться к финансовому потоку, оросившему ныне гордость за Отчизну, понадобился сериал без конца, этакая “Кармелита” о полной превратностей и вражьих интриг судьбе прекрасной и вечно юной русской науки; и нужен негр, который готовил бы реальный материал, – а они потом делали бы с этим материалом, что вздумается, потому что никто из многочисленного откормленного персонала, все – на “паджеро” и “субару”, не смыслил в науке ровным счетом ничего, но каждый очень даже смыслил в том, что нужно народу и где касса.

Господи, в отчаянии думал Корховой, теперь эта свора патриотизм распиливать кинулась.

В советское время она воспевала СССР и учила любить его и им гордиться. Потом принялась воспевать демократические ценности и права человека. Теперь, толкаясь локтями и на бегу теряя шузы, развернулась опять и рванула туда, где с некоторых пор платят больше; и все, до чего она, эта свора, эта сволочь, дотрагивается своим блудливым липким языком, превращается в гротеск, в абсурд, в надутое уродство, в издевку над здравым смыслом…

Похоже, все в области духа, что начинает подвергаться материальному стимулированию, непременно выворачивается наизнанку.

Да, но черт возьми, может, все-таки лучше, если за деньги говорятся слова ЗА нас, чем если за те же деньги говорятся слова ПРОТИВ нас? Почему это я все время должен оказываться по другую сторону от денег? Мир теперь так устроен, черт его возьми совсем, что только те слова, которые хорошо оплачены, будут услышаны! Что же теперь, вешаться? И кому станет плохо? Я буду висеть, думал Корховой распаленно, а они будут жрать?

Неужели и на этот раз он позволит себе остаться в дураках?

Как там сказано-то?

Любезная сердцу цитата; сколько раз она Корховому, пусть и неверующему, помогала, давала надежду, аж слезы набухали…

Началось все со звезды Полынь; бабахнула откуда ни возьмись, и воды стали горьки. Но на нее мы уж всяко насмотрелись, нахлебались горечи вдосталь, а потом…

“И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали… И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И отрет Бог всякую слезу с очей, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое”1.

Очень славно.

Но пока святый город сходит с неба, пока, понимаете ли, Сидящий на престоле якобы чего-то там себе творит – нам есть-пить и себя уважать КАК-ТО НАДО?

Корховой даже остановился.

А я знаю, с чего начну этот сериал, понял он, и у него даже мурашки побежали по спине. Никто не знает, с чего можно ударно начать, только он знает. И только он сумеет.

Поняли? Только он.

И вдобавок – может, то, с чего он начнет, все-таки окажется не высосанной из пальца лажей, а правдой.

Хотя какая теперь разница.

– Наташка! Привет, радость моя! Не узнала? Ха-ха, богатым буду! Это твой безутешный воздыхатель… Ну, молодец. Признала. Да, сто лет не виделись, не слышались… Ты в первопрестольную не собираешься? Нет? Совсем укоренилась там, в “Полудне”, или как ваш Арзамас Шестнадцать нынче кличут? Кругом шешнадчать, ага. Нет, не выпил… Голос веселый? Получил долгожданное предложение, от которого невозможно отказаться. Почему невозможно? Потому что неохота. Слушай, я о деле между делом. Если я к вам заеду на несколько дней, на недельку, там где-то можно остановиться? Гостиница пустует в межсезонье? Чудненько… Да, понимаешь, я готовлю серию статей… А может, и не только статей, там видно будет. О нереализованных проектах, в частности, космических. Хотел бы тронуть тему… Ты своего ненаглядного не монополизировала? Нет? Упаси боже, современности я касаться и не собираюсь, это твое. Мне нужно творческое наследие былых эпох. Упущенные победы. Твой же вроде имел какое-то касательство к первым проектам орбитальных самолетов… “Аякс”, “Поллукс”… или как там? “Турнепс”? Да не выпил, клянусь, шучу просто, ибо рад тебя слышать… И ты? Спасибо… Нет, ну если былой проект плавно перерастает в нынешний, мы с твоим четко обговорим, до какого момента можно, а после какого – ни-ни. Это все решаемо. Ты, главное, меня представь ему заново, ага? А то, помню, на Байконуре все было кубарем… А хорошо было, да? Ощущение близкого будущего… С тех пор так уж и не было никогда… Ну, будем считать, что подписали протокол о намерениях. Я, когда билеты возьму, тебе позвоню, ага? Счастливо!

А поутру он позвонил потенциальным работодателям и сказал, что взвесил все, прикинул первые планы и согласен взяться. И с равнодушием, начавшим становиться привычкой, стерпел высокомерно-снисходительный ответ щенка: “Мы и не сомневались, знаете, что вы примете правильное решение”.

Стерпел, но подумал: а по такому случаю не грех и выпить. Давненько Корховой не размачивал счет с зеленым змием – но теперь можно.

Пить один, однако, он все-таки не хотел.