Наши звезды. Се, творю

Но вот когда она ощутила, что у Журанкова – прорыв, то едва не приревновала. В этом чувстве не было ничего от эгоистического стремления видеть спутника жизни постоянным неудачником, чтобы вечно нуждался в поддержке, опеке и уж никуда не делся; ничего не было от трусливого безумия, искушающего перешибить кобелю ноги, чтоб не сбежал. Но если Вовка придал миру завершенность, не нарушая его единства, то успех оказался бы чужеродным. Лишним. Счастье сделалось настолько полным, что не нуждалось во внешнем успехе. Внешний успех был настолько суетнее и никчемней счастья, что словно бы пачкал его и мутил. Как если бы кто-то влепил ком грязи в тихо сияющую хрустальную люстру. Звон бы, конечно, пошел – на мгновение, а вот бурая жижа текла бы и сохла слепой коркой вечно.

Но, конечно, то была бабья блажь. Мужчинам нужны свершения, хоть кол им на голове теши; и после мимолетного замешательства она вполне смогла радоваться вместе с Журанковым и ребенком. То есть его ребенком.

А когда она поняла, что кончилась ее лафа, ее незаслуженный фарт наслаждаться ролью матерью взрослого сына, не испытав ни малой доли тех прелестей, которые суждены лично производящим потомство настоящим матерям; что скоро и ей доведется испить этих прелестей сполна…

Было страшно и сладко. И не было сомнений в том, что это надо делать. И было немножко совестно перед Журанковым, потому что явно не вовремя: у него там какие-то великие дела, кванты навалились, похоже, со всех сторон и пляшут канкан, четырехмерный континуум гнется – а у нее задержка, и струйный тест, вкусив той простенькой струи, для вкушения которой он создан, положительно подмигивает бескомпромиссным глазком.

Да, с самокритичной иронией подумала она. Учена баба грамоте или не учена – в конечном счете она все равно одна сплошная физиология. Говорливый струйный тест на семейное счастье.

За окном медленно плыла ночь, и небо цвета пепла смотрело им в глаза.

– Наташ, я хотел с тобой поговорить…

– А смешно – я тоже хотела с тобой поговорить.

– Ну, давай ты первая.

– Нет, ты.

– Женщины и дети вперед.

– Мы же не на тонущем корабле, Костенька.

– А я тебя не только в шлюпку, но и в любую дверь первой пропускаю.

– Ага, вдруг в пещере медведь? Женщину вперед!

– Да ну тебя!

– Ладно. Давай говори.

– Нет, ты говори.

Оба замолчали в ожидании. Оба подождали несколько секунд в уверенности, что собеседник сдастся первым. Оба поняли, что не дождутся и надо все же начинать самому. И оба начали одновременно:

– Мы с Вовкой не справляемся, нужны третьи руки…

– Ты знаешь, так получилось, что беременна.

Оба ошеломленно осеклись. Рывком отвернулись от неба, уставились друг другу в глаза. Потом он осторожно положил ей ладонь на голое, гладкое плечо. А она уткнулась ему в щеку лбом. И снова оба заговорили одновременно.

– Костя, я – конечно, все, что надо…

– Вот хорошо. Может, мы теперь наконец поженимся.

6

Материала накопилась прорва, интереснейшего, загадочного, только осмыслить его было некогда. Создавалось впечатление, что строго научным образом его вообще не осмыслить; ну и ладно, пусть, для начала бы осмыслить хоть как-нибудь. Экспериментировать дальше методом, по совести говоря, тыка, не поднявшись на следующий уровень понимания, стало бессмысленно. Ребенок познания, задорно хохоча, время от времени оборачиваясь, дразнясь и подзуживая: “Не догонишь, не догонишь!”, шустро топотал вдаль, то прячась за кустом и крича: “Меня нету!”, то резко сворачивая на тропку, зигзагом ведущую в новую чащу.

Но как раз теперь навалилось разом все: то славные свадебные хлопоты, теперь вот это – наверное, нужное людям, но, что и говорить, суетное…

Ладно. Решил съездить, встряхнуться и отключиться, сказал себе Журанков – так отключайся, пора!

Не тут-то было.

Поразительно; казалось бы, совершенно симметричный опыт с попыткой перебросить голодную кошку поближе к мышке им так и не удался. Пробовали пятижды на разных режимах – ни в какую. Соседская Мурка, столь помогшая Журанковым начать великий путь, извертелась в своем фиксаторе, жадно светящимися глазами неотрывно глядя на нервничающих поодаль мышат, но ни одна вспышка не помогла ей приблизиться к пище при помощи такой простой вещи, как нуль-Т. Отец и сын растерянно переглядывались несколько минут, а потом Вовка – именно Вовку на сей раз осенило от отчаяния и недоумения – заговорщически подмигнул отцу, выскочил на четверть часа из лаборатории к ближайшему магазину, а вернувшись, убрал героических маленьких коллег подальше и, торопливо разодрав пластик, в точке финиша вывалил только что купленный пакет кошачьего корма. Мурка встопорщила усы, заныла: “Ха-ачу-у-у!” И было ей счастье. “Старт!” – сказал Вовка уже понявшему, в чем изюминка, Журанкову, тот с готовностью тронул стартер, и мгновенная розовая вспышка выплеснула Мурку из узилища точнехонько к лежащим аппетитной грудой лакомым кусочкам. После чего киса, отнюдь не задаваясь метафизическими размышлениями о многообразии путей к харчам, придирчиво обнюхала гостинец, одобрила и, урча, принялась лопать.

Ну не бред?