Нашла себе блондина!

С этого дня он часто смотрел на меня задумчиво, как будто пытаясь понять, что я за штучка. А я любила его на всю катушку Мне было с ним так интересно! Он столько мог рассказать, столько всего знал… И друзья у него были интересные. Особенно один композитор, Леонид Николаевич, мужчина Никитиных лет, с длинными, совершенно седыми волосами. Трезвый он всегда молчал, но стоило ему немного выпить, как он заводил такие разговоры о музыке и музыкантах, что я слушала, открыв рот. И хотя далеко не все понимала, но каждый раз у меня было ощущение, что это со мной говорит не пьяноватый московский композитор, а сам Моцарт, к примеру, или Шопен… А потом он мог взять гитару и начать петь блатные песни, но они у него звучали совершенно особенно..

Никита даже иногда ревновал меня к нему.

А еще я начала заниматься английским с пожилой преподавательницей из МГИМО. Она сказала, что у меня неплохие способности к языкам и ей приятно со мной заниматься. Одним словом, все у нас было хорошо!

В середине мая мы стали собираться в Пярну.

Дня за три до отъезда позвонила Райка и, задыхаясь от счастья, пригласила меня на свадьбу.

– Приходи с Никитой! Народу не так много будет, но публика опупенная! Если не придете, обижусь смертельно, все-таки свадьба не каждый день бывает!

– Райка, поздравляю! Что тебе подарить?

– Да ничего, Тань! Мы ж через неделю уезжаем! А на свадьбу всегда посуду какую-нибудь дарят, на фиг мне посуда, не попру же я ее в Париж! Поэтому просто приходите и все, ну цветы можете купить…

– Раечка, ну я-то приду, не сомневайся, а как Никита, я не знаю, у него перед отъездом много дел…

– Ничего слышать не желаю! К шести часам жду в Хаммеровском!

– Ого!

– А ты как думала! Была там?

– Нет.

– Ой, Танька, я тебя там на лифте покатаю!

– На лифте? Зачем?

– А там такие лифты клевые! Прозрачные! Танька, ты мое платье увидишь – обалдеешь! Глен из Парижа привез, умереть – не встать!

– Рай, а тетка твоя тоже там будет?

– Ой, не говори! Я не хотела, но мать уперлась, мол, родная кровь, как же без нее и все такое… Что-то Зинуля не вспоминала, что я родная кровь, когда в ментовку донос писала на нас… Но фиг с ней! Все, Танька, мне пора, дел невпроворот!

Я была почти уверена, что Никита откажется. Он всегда говорил, что терпеть не может советские свадьбы, особенно сейчас, в пору антиалкогольной кампании. Но тут неожиданно согласился.

– Я тебя одну не отпущу, это раз, а потом мне даже интересно. С чисто профессиональной точки зрения.

Но тебе, Танюха, надо какой-то шикарный туалет!

– Какой туалет?

– Придумаем! Но моя женщина должна быть лучше всех! И будет!

Он достал записную книжку, кому-то позвонил, а потом посадил меня в машину и куда-то повез. Когда у него возникала какая-то идея, он не успокаивался, пока ее не осуществлял. Он привез меня в дом на улице Академика Павлова, в обычную пятиэтажку.

– А что здесь? – удивленно спросила я. Я ведь думала, что мы поедем в «Березку» или в какое-нибудь закрытое ателье, а тут…

– Не что, а кто! Будущее советской моды! – засмеялся он.

Мы поднялись на четвертый этаж. Нам открыла худенькая, не очень молодая и совсем некрасивая женщина.

– О, Никита! Привет! Это и есть твоя девушка? Красива, ничего не скажешь! Только уж очень молоденькая!

Стареешь, что ли?

– Все мы не молодеем! Познакомься, это Танечка!

А это наш великий модельер, Тина Примак!

– Что у вас за оказия? Свадьба? Но не ваша, так?

И что вы себе мыслите?

– Я не знаю… – растерялась я.

– Ну это должно быть вечернее платье в пол или маленькое вечернее, или платье для коктейля? Где будет свадьба, народу ожидается много? Что за публика? Мне все надо знать, чтобы девушка в моем платье чувствовала себя удобно.

– Тинуша, эта история надолго? – поинтересовался Никита.

– Вы спешите? – недовольно поджала губы Тина.

– Танечка не спешит, а я, признаться, предпочел бы не присутствовать… Это ваши женские дела… Целиком полагаюсь на твой вкус. Кстати, моя Таня тоже девочка со вкусом, надеюсь, вы найдете общий язык и без меня.

Я заеду часика через полтора.

– Лучше через два, – твердо заявила хозяйка квартиры.

Никита ушел.

– Ну, Таня, что надумали?

– Мне кажется, лучше всего костюм или платье-костюм, ну, чтобы можно было носить… как говорится, и в пир, и в мир, и в добрые люди… – испуганно выпалила я.

– Весьма здраво, – улыбнулась Тина.

Сама она была в джинсах и легкой полосатой рубашке.

– То есть длинное платье ты не хочешь?

– Нет, я не умею длинные платья носить.

– Наука, конечно, нехитрая, но… Что-то сегодня холодно, извини, я что-нибудь накину. – Она вышла в другую комнату и вернулась… в моем пончо, черно-белом с кисточками. Я обалдела.

– Откуда это у вас?

– Нравится? Мне тоже! Я его еще зимой в Измайлове купила. Ну так что у нас…

– Это я его сшила…

– Что ты сшила?

– Пончо! И я их продавала в Измайлове!

– Нет, я точно помню ту девушку, такая темненькая, востроглазенькая.

– Это Райка, моя подруга, я на ее свадьбу иду!