Насилие и социальные порядки

Когда Александр Гамильтон и Джеймс Мэдисон в «Федералисте» (статьи № 9 и 10) описывали ужасы фракций и утверждали, что новая конституция «воспрепятствует внутренним фракциям и восстаниям» (Гамильтон), что она «сможет сдерживать и контролировать насилие фракций» (Мэдисон) посредством действия конфедеративной республики (Гамильтон) или же расширенной республики (Мэдисон), они опирались на самую современную политическую теорию своего времени. Современные читатели с трудом осознают, что ни Гамильтон, ни Мэдисон не писали о политике в ее современном виде. Их обеспокоенность важной проблемой сдерживания групп интересов и недопущения того, чтобы они манипулировали политическим процессом в своих интересах, касалась естественных государств, но никак не порядков открытого доступа. Гамильтон и Мэдисон утверждали, что механизмы, воплощенные в конфедеративной республике — система сдержек и противовесов американской Конституции, — позволят подавить насилие фракций. История, похоже, оправдала их надежды, в результате сегодня практически невозможно вообразить, что описанная ими система сдержек и противовесов не способна привести к социальному порядку современного республиканского правительства и обществу открытого доступа.

Всепоглощающая забота современных республиканских теоретиков о балансе в правительстве и страх перед фракциями вытекали из реалий естественного государства. Для Аристотеля, Полибия, Макиавелли, Гвиччардини, Харрингтона, Сидни, Монтескье, Болингброка, Юма, Гамильтона и Мэдисона политический идеал идеально сконструированной республики включал в себя множественность групп интересов. Эта множественность должна была обеспечивать систему сдержек фракций, групп и индивидов. Разнородные группы интересов должны были возникнуть естественным образом из различий в доступе к ресурсам, способностях и происхождении. Основными группами были военные лидеры, крупные землевладельцы, религиозные и коммерческие лидеры [177]. Их обеспокоенность историческими прецедентами никак не могла способствовать становлению работающей республики, основанной на модели открытого доступа, так как обществ открытого доступа еще никогда не существовало. Вместо этого данные теоретики пытались улучшить естественное государство. Они могли лишь домысливать то, как может выглядеть современное государство открытого общества, и в некоторых аспектах воображение их подвело.

Устройство институтов, способных сократить коррумпирующее, вызывающее разногласие влияние фракций, стало основанием современной концепции сбалансированного, или смешанного, управления. Республиканские политические теоретики XVIII в. напрямую отождествили организованные политические фракции, организованные экономические группы интересов в форме корпораций и фракции как таковые [178]. Конституционная структура Великобритании, Франции и США в 1800 г. не поддерживала политические или экономические организации открытого доступа. Как подметил Хофштадтер в 1969 г., Конституция США 1787 года была «конституцией против партий». Парадокс начала XIX в. заключается в том, что общества, в которых люди изначально верили в то, что политические партии и корпорации есть нечто опасное, даже злое, в конечном счете благословили массовые политические партии открытого доступа, а также согласились с корпоративными формами экономических, религиозных, образовательных и иных проявлений социальной активности. Утверждение, которое можно встретить в большинстве исторических исследований последних двухсот лет, о том, что рост конкурентных политических партий и конкурентного доступа к экономическим организациям в начале XIX в. стал прямым следствием идей ХVIII в., нуждается в переосмыслении. В Великобритании, Франции и США действительный переход — то есть изменения в структуре обществ, институционализировавшие открытый политический и экономический доступ — произошел именно в XIX, а не XVIII в.

Боязнь фракций вытекала из опасения, что одна элитная фракция получит преимущество над всеми другими фракциями. Если баланс между фракциями окажется нарушенным, то за этим неизбежно последуют тирания и рабство, так как победившая фракция использует свое преимущество и подчинит себе все остальные фракции. Тирания и рабство — это формы правления, при которых управляемые не дают своего согласия на ту политику, которую избирают правители [179]. Тирания и рабство были характерны для большинства естественных государств. Республиканские теоретики стремились к созданию особого естественного государства — общества, в котором все индивиды, достойные того, чтобы быть гражданами, пользуются своими привилегиями и эти привилегии надежно гарантированы. Они пытались создать хорошие естественные государства, обеспечивающие консенсус всех значимых элементов общества; таким образом, правление неизбежно должно было оказаться смешанным, не допускающим того, чтобы одна фракция уничтожала другую посредством насилия или восстания.