Читаем Насилие и социальные порядки полностью

В конце периода зрелости при выполнении пороговых условий происходит постепенный переход к порядку открытого доступа, когда механизмы конкуренции на всех уровнях экономики и политики сменяют механизмы привилегий и ренты, устанавливается верховенство закона, появляются организации, не связанные с личностями, живущие бессрочно, консолидированный контроль устанавливается над вооруженными силами.

Понимание условий перехода к порядку открытого доступа, описание принципов работы самого этого порядка гораздо более сложно дается читателю. Описание «неправильного» порядка является более убедительным, внутренние механизмы устройства вызывают мало сомнений. Логика естественного государства удалась. Контуры действительности начинают ускользать, усиливается ощущение тайной завесы, когда речь идет о порядке открытого доступа. Процесс этот не завершен, поэтому авторам неизбежно приходится переходить в жанр утопии, то есть описывать правильное устройство, которое в чистом виде еще нигде себя не проявило до конца, чертить то место на политико-экономической карте, которое скорее указывает в будущее, нежели лежит в прошлом. В этом смысле один из неявных результатов книги — создание нового, привлекательного образа рыночной, капиталистической утопии, гораздо более тонкое и умное продолжение работ австрийских экономистов (к примеру, Фридриха фон Хайека).

<p>Открытый доступ как утопия</p>

Насколько удачным является обобщение механизмов естественного государства, настолько более трудной для восприятия и расплывчатой является апология порядка открытого доступа. Возможно, проблема кроется в самом жанре — критическое и историческое описание дается легче, чем описание положительного опыта или светлого будущего. Негативное осмысление понятнее. Определенную аналогию можно провести с подходами в литературе. С литературной точки зрения утопии обречены на провал. Идейное содержание ставит крест на форме выражения, результатом чего является плохая литература. В этом смысле хорошей литературой становятся антиутопии. Достаточно сравнить «Красную звезду» А. А. Богданова и роман «Мы» Е. Замятина. В «Божественной комедии» «Ад» лучше удается Данте, чем «Чистилище» и «Рай». Возможно, по этим же причинам Н. В. Гоголь не нашел в себе сил для положительного продолжения «Мертвых душ». Программно показать «добро» оказывается задачей на порядок более сложной и рискованной, чем описать человеческое «зло», которое понятнее. Из более близкой истории развития экономических идей в России, из рассказа старшего поколения можно предположить, что и в советской политической экономии более понятной и логичной оказывалась политическая экономия капитализма. Напротив, политическая экономия социализма представала туманной и неинтересной. Авторы находят достаточно простое решение этой сложнейшей проблемы — они ставят в центр чистую экономику и показывают свою версию реализации утопического капитализма.

Первый вопрос, который возникает у читателя: что значит иметь свободный, открытый доступ к политическим и экономическим ресурсам? Он разрешен, но ограничен тем, что далеко не бесплатен. Корректировка состоит в том, что он потенциально открыт, по аналогии с потенциальным улучшением по Парето, когда выигравшая сторона выигрывает больше, чем теряет проигравшая, которая потенциально может компенсировать убыток. Открытый доступ лишь потенциально открыт. Его открытость обеспечивается конкурентной системой, а значит, развитой рыночной экономикой, то есть только с развитием конкуренции на политическом и экономическом рынке может поддерживаться условно открытый доступ.

Что значит конкуренция? Из учебников по экономической теории известно, что совершенная конкуренция — абстрактная модель, которая может быть проинтерпретирована как «система невидимок, ведомая невидимой рукой». В ней действуют обезличенные, анонимные невидимки, поскольку потребители «не взирают на лица», а продавцы продают однородную продукцию. Более мягкий вариант конкурентной системы будет означать то, что никто из агентов рынка не может обладать достаточной властью назначать цену, определять направление развития. Благодаря «невидимой руке» это делает сам рынок. Не случайно в тексте книги часто делаются отсылки к Фридриху фон Хайеку и Йозефу Шумпетеру. За пониманием конкуренции стоят метафоры «созидательного разрушения» и «расширенного порядка». Одной лишь экономической конкуренции оказывается недостаточно, она может выживать только благодаря конкуренции в политике.

Чем же обеспечивается взаимный баланс ситуации открытого доступа, когда одновременно конкуренция преобладает и в экономике, и в политике? Конкуренция в политике поддерживается демократическими институтами, гражданским обществом и конкурентной партийной системой. Все граждане и партийные силы равны перед законом. Залогом конкуренции в политике является достаточно сильная оппозиция, которая вместе с разделением властей обеспечивает контроль, сдерживает амбиции элит и получение ренты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес