Анна-Мария положила руки на плечи брата и прижалась губами к его губам.
— Если я выиграю, — прошептала она, — ты, старший брат, трахнешь меня так, как мой, несомненно, импотентный будущий муж никогда не мог и мечтать, и сделаешь мне ребенка. Нашего ребенка.
— Дочь своей матери, — прорычал он.
— Сын своего отца, — прошептала она.
Они пожали друг другу руки, оба сжали их так сильно, как только могли, чтобы заставить другого отпустить. Анна-Мария использовала свои ногти, которые были довольно длинными, но это, казалось, не смутило Гэвина. Однако его хватка была как сталь, и она была вынуждена отпустить, когда почувствовала, что кости в ее запястье могут сломаться. Она помассировала руку.
— Не слишком привязывайся к своему любимому ягненку, Гэвин, дорогой.
А потом она повернулась и пошла обратно в дом.
После минутной паузы Дориан и Селеста обняли его в молчаливом знаке поддержки и последовали вместе с Леоной за своей старшей сестрой. Бросив полный отвращения взгляд на свою мать, держащую свою жертву в объятиях, как «черная вдова» заманивает в свою паутину свою пару, он тоже вошел внутрь. Гэвин никогда раньше не проигрывал ни в одной игре.
Он не собирался начинать сейчас.
«Самая опасная игра» Ричарда Коннелла поднимает вопрос, которым многие задаются, но мало кто осмеливается озвучить: «В борьбе человека против человека — кто победит? И восторжествует ли мораль в конечном счете над нашими более звериными инстинктами, или мы поддадимся нашей жажде крови?»
Коннелл, кажется, думает: «Нет, мы не можем». Мы не можем убежать от зверя внутри нас. Лейтмотив хищника и жертвы, охотника и жертвы, человека против природы — его природы — свидетельствует об этом. Тяжелый символизм показывает, что происходит, когда человеческие существа — homo sapiens — попадают в ситуации настолько ужасные, что они бросают вызов всем условностям.
И что делают люди? Они регрессируют. Не в фрейдистском смысле: это гораздо более древняя регрессия, вызванная природой всего сущего, а не опытом человеческого развития.
Во времена острого стресса люди возвращаются не к детям, а к животным.
Хищники.
Добыча.
Несмотря на то, что это художественное произведение, существует много параллелей между «Самой опасной игрой» и реальной жизнью. Что такое вымысел, если не искаженное зеркальное отражение реальности? Коннелл искажает и обманывает, и антагонист должным образом побежден, чтобы дать человеку конкретное ощущение конца, но его рассказ в глубине души является изображением животного инстинкта человека и его бесконечной битвы за контроль над дихотомией.
Как и любое другое животное, человек может быть, как доминирующим, так и подчиненным, а иногда вести себя образом более подобающим зверю.
Возьмем, к примеру, расстрелы в школах, о которых иногда можно услышать в вечерних новостях. Наше общество так шокировано, когда молодежь увековечивает акты насилия, но человек устает от того, что за ним охотятся. Это утомительная роль. В конце концов напряжение становится слишком сильным, и преследуемый человек становится, подобно графу Зароффу, охотником на людей.
Что делает животное, когда его загоняют в угол? Оно сопротивляется.
Болельщицы, вероятно, погибнут первыми, потому что, несмотря на их естественный атлетизм, они никогда не знали, каково это — по-настоящему нуждаться в беге.
Более мускулистые спортсмены, слишком уверенные в своей ограниченной физической силе, также быстро умрут. Их жесткая приверженность социальным нормам и высокомерие сделали бы их неспособными выжить в новых условиях. Научные исследования даже показали, что доминирующие животные становятся подавленными и инертными, когда их помещают в подчиненные роли.