Насильно твоя

Я прижалась к двери, прислушиваясь к тому, что происходит в квартире, но меня глушило собственное дыхание. Закрыла глаза, выдыхая. С ног до головы меня охватила дрожь.

Голоса звучали на повышенных тонах – они спорили, почти скандалили. Гости не с добрыми намерениями. Трое или четверо. Эмиль на них огрызался.

Это так напомнило тот вечер, когда меня уволокли отсюда, что голова пошла кругом. Неужели меня опять заберут… Неужели те самые?

Шаги… Они идут сюда.

Я отпрянула от двери, врезалась в стену и сползла по ней на пол. Обхватила колени, съежившись.

Что случилось? В чем я провинилась? Я даже не выхожу, я с ним не спорю!

Я набрала воздуха и горло сдавило. Я не могла издать ни звука.

Голоса уже за порогом.

– Нет, я сказал…

Знакомое рычание. Эмиль стоит перед дверью?

Они столпились там, в узком коридоре. Шел разговор: неровный, со всплесками тона, но от страха я даже не понимала, о чем. Я вдохнула сквозь зубы и они заныли от холода. Холод был везде – в руках, животе, горле.

– Не борзей! Вдруг грохнул ее, и труп там держишь. Показывай, мать твою, Эмиль!

Долгая пауза. Тишина. В ушах пульсировала кровь, напоминая, что я еще жива, но оцепенела от парализующего страха, как животное, которому некуда бежать, и не избежать расправы.

Дверь заскрипела, открываясь внутрь. Я подняла голову и расширенными глазами уставилась на них. Мышцы ныли от напряжения, плечи, шею, все свело. Но больнее всего было виску, по которому когда-то пришелся удар.

В проеме стоял тот самый… Бритый. Который меня терзал. Помню, он дышал мне в лицо сигаретами, алкоголем и мятой. Воспоминания были такими оглушающими, что эти запахи я ощутила наяву.

Он смотрел на меня почти черными глазами, звериными и пристальными.

Мой самый страшный кошмар. Он уже видел меня беспомощной, знал, как меня ломать, а тот, кто увидел твои страдания, запомнит это и придет снова.

Он попытался войти в комнату. Я открыла рот, но не могла кричать – горло перехватило.

Эмиль успел загородить путь, положив на косяк руку.

Он стоял спиной ко мне, но я увидела профиль, когда он обернулся.

– Ты туда не войдешь, – он смотрел под ноги, но голос был твердым.

– Да ты что? – бритый резко наклонился, словно хотел укусить. Даже показал зубы, экспрессивно, нервы были на пределе. Точно так же он разговаривал со мной в подвале. – Давай проверим?

Ладонями я ощутила легкое, почти невесомое касание. Это было мое собственное дыхание – я зажала рот. Голова кружилась, словно я вот-вот упаду в обморок.

– Ты хотел ее увидеть, она здесь, – процедил Эмиль. – Живая. Тебе что еще от моей жены надо?

– Не твое дело, – с вызовом бросил бритый ему в лицо, с ненавистью рассматривая каждый миллиметр. – Думаешь, помешаешь? А пошли вместе. Только если зайдешь, ты оттуда не выйдешь.

Эмиль осмотрел их исподлобья. Остальные не вмешивались, но наблюдали за стычкой. Он понимал, что со всеми не сладит, но руку с прохода не убрал.

– Ты тоже, – правая ладонь нырнула под полу пиджака. – Выбирай.

– Не понял, – рассвирепел бритый. – Ты за пушку схватился, сука?

– Остынь, – вдруг сказал кто-то позади них. – Женщину отдали ему.

Бритый еще раз взглянул на Эмиля, на меня, и отступил. Они все такие. Готовы насиловать, если за это ничего не будет.

Дверь громко захлопнулась. Я выдохнула и лицом повалилась в колени, чувствуя, как трясет от рыданий. Скандал за дверью не стих. Смешки, выпады – они к нему цеплялись. Но, кажется, Эмиль их выпроваживает.

Как на чужих ногах, я подошла к двери. Прислушалась, прижавшись лбом к полированному дереву.

Ушли.

Я зажала рот рукой и тихо заплакала.

– Дина!

Я не отозвалась, просто стояла и смотрела на дверь, а по щекам текли теплые, соленые слезы.

Эмиль не стал звать дальше. Хлопнула дверца кухонного шкафа, что-то звякнуло… Я достаточно его узнала, чтобы представить, как он, вытирая со лба испарину, наливает коньяк и пьет до дна.

Я приоткрыла дверь: тишина.

Робко, словно по минному полю, я выбралась в коридор. Застыла, прикусив пальцы, и прислушиваясь к тому, что происходит в кухне.

– Дина?

Я вздрогнула. Зеркало было напротив, в темном коридоре я напоминала призрака. Бледное лицо в обрамлении длинных волос, затравленные глаза.

– Диночка… Иди ко мне.

Я чуть не задохнулась. Диночка. О, боже. Голос Эмиля был странным, словно ему плохо или его тошнит.

А если его ранили? Я ведь не видела.

Воображение подбросило страшную картину, как Эмиль истекает кровью и пытается звать на помощь. Я разучилась представлять хорошее. Меня посещали только видения бедствий и катастроф.

Вдруг его ножом пырнули? Это так сильно врезалось в мысли, что я почти увидела это глазами. Четко и ярко. Почти ощутила запах крови… Я не выдержу, если это правда.

Нет, это ложь. Я запугиваю саму себя. Надо взять себя в руки. Я прислушивалась к тому, что на самом деле происходит в кухне.

Снова звяканье. Безумный смех… Да он пьян, а не ранен!

Наверное, сидит за столом со своим пистолетом, взлохмаченный и уставший, набирается коньяком и ему все хуже и хуже.

– Я слышу, что ты там. Иди сюда. Маленькая моя…

И от этих слов, сорванного голоса и проступающего безумия мне стало жутко.