Насильно твоя

Эмиль барабанил пальцами по рулю. Взглянул на меня, жарко улыбнулся — очень сладко, с намеком. Еду ночью к незнакомому мужчине… Я отвернулась, вспыхнув от смущения.

Больше всего смущало, что он видит мое желание. Он знает, почему я ерзаю на сидении и что одного раза мне не хватило. Разум засыпал при одном взгляде его глаз.

Наконец, ряд тронулся. Мы проскочили Садовую — так было написано на табличке. Медленно, плавно, как полагается дорогой машине, «мерседес» свернул в подворотню за перекрестком.

Эмиль припарковался во дворе и потушил фары. На нас навалилась темнота. Сердце забилось чаще — почти в горле. Нестерпимо хотелось, чтобы он сгреб в охапку, в этой темноте молча нашел мои губы и опустил сидение. А затем заставил сделать все, о чем я попрошу…

Эмиль выбрался из машины, и я вновь смогла дышать.

— Пойдем, — он открыл мне дверь и помог выбраться из машины.

Вновь поцеловал пальцы.

Очень деликатно. В этом прикосновении не было ничего общего с тем, как он взял меня в приватном кабинете «Фантома».

А мне хотелось еще. Хотелось той мужской неистовости.

Я опустила глаза — не могла выносить его взгляд. В них был жар. Тот жар, от которого сгораешь, потому что такую страсть удовлетворить нельзя… Не сразу. Не быстро. Этот голод утоляют медленно, долго-долго.

Но я шла в дом человека, у которого подмышкой пистолет и я знаю, что за ним водятся темные истории. Не к парню, с которым всего лишь познакомилась в клубе, а жаль. У меня есть задача…

Я взглянула ему за спину — на тусклый фонарь у подъезда. Вокруг дрожало призрачное гало. Вечер был приятным, воздух мягким, как бывает весной или нежарким летом. Внутри едва заметно за волной тепла и возбуждения посасывала тревога.

Я должна втереться ему в доверие. А если он узнает кто я — он меня убьет?

— Дина?

Эмиль заметил заминку. Вдруг наклонился и поднял меня на руки.

Я вскрикнула от неожиданности и без перехода рассмеялась, руками обвив шею. Увидел, что сомневаюсь. Страх улетучился, как туман под лучами солнца. Впервые в жизни я ощутила себя леди, которая в этом нуждается — в мужской опеке. Он бы заботился обо мне, а я бы делала, как он говорит…

Какие сладкие грезы… Но чем выше летишь, тем больнее падать. Нельзя желать недостижимого. Ничто не отравляет жизнь так, как разбитые мечты.

Я скоро вернусь к прежней жизни. А эта жизнь не моя. И Эмиль не мой.

— Поставь меня… — прошептала я, губами хватая шершавую щеку.

Лицо Эмиля зачерствело, словно его злила моя гипотетическая возможность уйти — о, нет, не от него. Он только крепче меня стиснул и понес к подъезду. А я ведь этого хотела. Я об этом мечтала. Принадлежать ему.

На руках у сильного мужчины всегда спокойно.

Я гладила шею, рассматривала лицо, пока мы поднимались по лестнице — на четвертый этаж. Безропотно, покорно — и слова не сказала против. Меня впервые взял на руки мужчина — легко, без просьбы, просто потому, что решил что-то за меня. Я прижималась к нему и в плечо давила рукоятка пистолета.

На четвертом этаже Эмиль отпер дверь, не спуская меня с рук.

В квартире было темно, но он не включил света. Спустил меня на пол и прижал к стене. Я податливо отступила и подняла лицо навстречу губам. От глубокого поцелуя во мне вновь вспыхнул огонь. Под его прикосновениями он так легко разгорался, что я боялась саму себя. Боялась реакции своего тела. Она была необычной… Странной. Но мне нравились эти ощущения — я не хотела им сопротивляться.

Глава 7

Ладони бережно гладили мои щеки.

А поцелуй становился откровеннее.

Во рту Эмиля еще остался привкус коньяка — еле заметный, терпкий. Он делал поцелуй острее. Я чувствовала мелкую щетину вокруг рта, влажную от моей слюны. Нежный шелковистый язык — горьковатый на вкус из-за выпивки. И я задыхалась, не обращая внимания на горящую кожу. Эмиля я ощущала так, словно кожи у меня не было вовсе.

Еще, еще, еще…

Я хотела вечность стоять у холодной стены. Лопатками и затылком чувствовать гладкую поверхность. А еще тело мужчины, что прижало меня к ней.

Он надавил на подбородок, когда ему захотелось, чтобы я шире открыла рот. Движения Эмиля стали спокойными — первую страсть он утолил. Прижался ко мне бедрами, и я поняла — ему тоже мало, он снова готов.

Язык медленно изучал мой рот, заполнив его целиком. Ладонь скользнула в декольте, умело обхватила грудь. Он гладил, мял ее, пробовал ртом через ткань, второй рукой расстегивая застежку платья, пока я изнемогала под его руками.

В темноте тихо шуршала материя, пространство наполнило мое отчаянное дыхание. Своими ласками он довел меня до исступления.

И тишина, которую называют гробовой. Тревожная тишина.

Эмиль все делал молча. Никаких смешков или пошлых шуточек, как у моего бывшего… Боже, я назвала Лазаря бывшим?

Эмиль немногословный.

И я интуитивно чувствовала, что не должна говорить. Но желание так стремительно разрасталось под уверенными руками, что я не выдерживала — мне хотелось выразить его, им поделиться.

— Эмиль, — прошептала я. Мне не хватало воздуха.