Насколько мы близки

– Следовательно, миссис Хендерсон, вы не имели представления о намерении Рут Кэмпбелл забрать детей и навсегда покинуть Гринсборо?

– Не вижу разницы между этими вопросами.

– И тем не менее будьте добры ответить, миссис Хендерсон.

– Нет.

Опустив голову, Барбер зашуршал страницами на полированном столе.

– Я могу идти?

– Еще один вопрос. Последний. – Он одарил меня лицемерной улыбкой, наслаждаясь моим нетерпением, моим завуалированным отпором. – У вас ведь есть дети, миссис Хендерсон?

– Двое.

Он кивнул с важным видом.

– Как по-вашему, миссис Хендерсон, можно ли назвать миссис Кэмпбелл хорошей матерью?

По телу вдруг прокатилась волна дрожи. От страха. Хорошей матерью… Мой взгляд метнулся к Рут, но встретил лишь ее склоненную голову, ее опущенные ресницы. Хорошая мать.

– Простите? – Я выигрывала время.

И Рут подняла голову. Медленно сцепила пальцы, чуть заметно кивнула. И улыбнулась мне.

– Миссис Хендерсон? – Барберу не терпелось. – Вы расслышали вопрос? Была ли Рут Кэмпбелл хорошей матерью для своих детей?

Спросите детей, едва не ответила я, в блаженном неведении о таящейся в таком ответе угрозе. Едва возникнув, эта мысль сменилась ужасом. Нет! Не спрашивайте детей. Что сохранила память этих судей, дарованных нам нашими собственными генами? Ребенок невинен, он далек от гнусных грехов общества – измен, наркотиков, пьянства, побоев. И какие критерии остаются ему для оценки? Что он выберет – обвинение или благодарность? Что сохранит детская память?

Вспомнит ли Бет, что я не купила достаточное количество лотерейных билетов в школьный День веселья, тем самым не позволив ей выиграть магнитофон, – или она вспомнит, как я совала в ее ладошку мелочь на лишнюю порцию любимого лакомства? Вспомнит ли Джей, что я не всегда рвалась ехать с ним в лагерь скаутов и не пришла в школу возводить экологический тотемный столб, – или он вспомнит те вечера, когда я летела с ним в библиотеку, чтобы в последние перед закрытием минуты выбрать материал для завтрашнего доклада об Антарктике, или как мы на пару прочесывали окрестные магазины в поисках пенопластовых дисков для сооружения макета Солнечной системы? Списки каких обид и моих прегрешений вручат они мне в конце концов?

Или нас ждет их благодарность? Вспомнит ли Слоун, как Рут голыми руками, задыхаясь от зловонных испарений и хлорки, выуживала солнечные очки, которые ее дочь утопила в автобусном туалете во время школьной вылазки на природу? Вспомнит ли Грейсон, что на кухне его матери всегда стояли свежие цветы и что в заботе о здоровье детей Рут каждый ужин подавала два овощных блюда, – или он вспомнит, что мама запрещала запивать школьные завтраки баночной колой?

Вспомнят ли мои дети те дни, когда я их ни разу не обняла? Чего они точно не вспомнят, поскольку и не знали никогда, – что ночами после таких дней я любовалась их спящим фарфоровым совершенством и плакала на корточках у их кроваток, обвиняя себя в недостатке материнской любви.

За что они позже сочтут нас ответственными? Какие наши минусы или плюсы воскреснут в их памяти, дав основание обвинять, судить, восхвалять?

– Миссис Хендерсон?… - мягко повторил Барбер.

Я помню.

Помню, как мы с Рут терпеливо учили наших девчонок завязывать шнурки на ботиночках, призывая на помощь сказочного кролика, который все скакал и скакал по норкам. Помню, как едва научившийся ходить Джей хныкал целый день и терпел мои укоры, потому что не мог объяснить про загнутый пальчик в кроссовке, которую я наспех застегнула, не потрудившись проверить.