Насквозь

Наталья Громова Насквозь

Писание автобиографических романов в XIX и в начале XX века было вполне привычным занятием для литераторов. Полагалось, что биография, рисунок собственной судьбы – это только основа, а остальное дописывается и достраивается по свободной воле автора. Так писалась «Жизнь Арсеньева» Бунина, «Дневные звезды» Берггольц, «Сентиментальное путешествие» Шкловского и многое другое.

В этом романе я попыталась воссоздать почти ушедший жанр, чтобы разобраться с собственным прошлым и настоящим. Правда и вымысел оказались здесь смешаны, как и имена – подлинные и мнимые.

Часть 1

1

В мае 1981 года – у меня как раз должен был родиться ребенок – отец сообщил мне, что в связи с последними событиями в Польше туда могут выдвинуться наши войска, и уж точно – с другой стороны войдет НАТО. И привет – ядерной войны не избежать. Увидев ужас на моем лице, он стал уговаривать не переживать, может, еще обойдется. Хорошенькое дело! Он ведь был полковник Генштаба.

О войне – вместе и по отдельности – мы думали постоянно. Напарница из книжной реставрации, очищая кистью с нашатырем старую газету, распекала меня:

– Ну какие идиотки в наше время могут рожать? Ведь эти старые хрычи напоследок обязательно бомбу кинут! И как можно детей в такой мир выпускать?

Но ведь и конца света ждали, а люди как-то на земле появлялись, – раздумывала я, держась за свой огромный живот. С другой стороны, – отец любит производить впечатление. Человек он талантливый, артистичный. В юности выступал в театре Советской армии, который шефствовал над их школой в Марьиной роще, любил произносить монологи Ноздрева: «И все тут – мое! И все тут – мне!» Лучше всего у него получалось говорить манерным и глупым голосом Присыпкина из «Клопа». Актерская карьера у него не случилась, и он стал просвещать и зажигать слушателей иначе.

Как-то позвал в гости своих товарищей военпредов – отец курировал приемки на военных заводах. Люди они были неплохие, но по большей части недалекие. Звали они его ласково: «Гаврилыч». «Откуда ты, Гаврилыч, столько всего знаешь?», «Какой же, Гаврилыч, у тебя обширный ум!».

И вот мой отец, который только что прочел книгу Солоухина об иконах и был под огромным впечатлением, – эту и еще книгу о грибах того же автора читали тогда во всех институтах и почтовых ящиках, передавая друг другу – стал рассказывать военпредам, кто такой Иисус Христос и что с ним произошло две тысячи лет назад. Правда, подробности он и сам узнал совсем недавно – из описаний сюжетов икон. Тем не менее, почувствовав себя Колумбом, стал открывать гостям тайну знаменитого полотна Александра Иванова «Явление Христа народу».

– Что говорит художник этой картиной? – провозгласил он как заправский экскурсовод. И слушатели – кто с вилкой в руке, кто с рюмкой, кто с куском хлеба, не донесенным до рта – замерли как по команде. Военпреды знали, что вкушают сейчас пищу не только насущную, но и духовную. Так всегда происходило во время застолий в нашем доме.

– Художник говорит, что Иисус Христос появляется откуда-то из-за горы, – мы-то на картине его видим, а евреи, что на полотне – еще нет. Но все ощущают давно желаемое и чаемое. Все напряжены, всматриваются в даль и, не видя Его, уже предчувствуют чудо! Посмотрите, как иудейский народ выходит из реки, предвкушая своего Спасителя! Пойдите в Третьяковку.

Я догадывалась, что отец повторяет чьи-то слова, и делает это мастерски. Он рассказывал о том, что было после Явления Христа народу; и про Чудо в Кане Галилейской, и про Преображение на горе Фавор, и Тайную вечерю, и вот когда он дошел до сцены Распятия, произошло то, что всегда бывало на этих застольях, – кто-то из слушателей, не выдержав, потрясенно выдохнул: «Ну, откуда, откуда, Гаврилыч, ты все это знаешь?!!».

Тот еле сдерживаемый восторг, который читался на лицах преданных сподвижников отца, странным образом делал все это действо и самих военпредов похожими на тех самых евреев у реки Иордан, которые внимали проповеди Крестителя. Отец же, будучи под воздействием картины Иванова, вскакивал с места и возносил руки вверх, как тот великий Пророк.